Парадоксы Миллениума (СИ)

Анри вздрогнул при этих словах, но сразу растекся в улыбке. Рука его протянулась вдоль стола от своего места вплоть до собеседника. И Транди мягко сжал его руку. Они смаковали вино, покуда не опустилась полная тьма, а тогда уже — в этой прохладной мгле — он сдавил пальцы француза так, что тот вздрогнул от боли и встал. Разметавшиеся локоны Лероя освещал фонарь над дорóгой и несколько свечей на их столике. Прямые волосы Транди оставались подобны отлитым из белого золота. Не отпуская руки Анри, Шторм-Спринг вышел из-за стола. Их видела только Луна — предательски полная в ту ночь, но так исправно вещавшая: «Да!» Анри почти плакал, и если бы кто-то расшифровал движение его губ, то однозначно прочёл бы: «Я люблю тебя!». А его владыка и демон под властью ночного светила отпустил руку и коснулся его плеча.

Губы той девушки из далекого детства были мягки и шелковисты. Она не боялась, а лишь никла ближе. Руки, полные нежности, сновали от плеч по спине, а после касались лица. Он же мечтал, насладившись, отодвинуть это лицо ладонью, и после грубой подножкой уложить её ниц. Он не хотел лица. Только покорности, понимая, что уже это сделает её счастье. Он хотел — повиновения. А, получив его, просто арендовал машину владельцев заведения, усадил Анри-Филиппа рядом и дал газу. Всё, что случилось с ним — Франция, ночное шоссе, эта машина, управляя которой, он становился богом для своего любовника — то была новизна. То была жизнь, о которой он ничего не знал раньше. И он не ведал того, что может быть столь любим, а его тело может быть столь обласканным. Проснувшись утром в номере Scribe Paris managed by Sofitel, они обнимали друг друга счастливые. Глаза Анри-Филиппа были влажны от слез, но Транди оставался сухим и жестким. Была причина. И хранить её в сердце теперь было то же, что раньше — род своего занятия. Он нашел выход. Но чувствовал, что теряет себя.

Впрочем, в противовес ощущению потери, тем самым утром его порадовала одна приятная находка. Лерой рассказывал ему историю удачной подделки одной знаменитой картины, красочно описывал, как талантливым мошенникам удалось обойти экспертов и устроить подмену. И в этот миг Шторм-Спринга осенило. Он не видел раньше Анри-Филиппа. Но он читал о нём в том самом досье, которое собственноручно скопировал, а после удалил из базы ФБР. Этот милый парень корректно скрывал и масштабы своего бизнеса, и, разумеется, истинную статью дохода. Третьи лица в его рассказе были его подельниками, а удачливый предприниматель — им самим. Несколько антикварных лавок лишь прикрывали рисковый и сверхприбыльный бизнес по подделке и подмене произведений искусства. Миловидный франт с экзотическими вкусами в одежде и увлечениях вращался в мире столь же экзотического криминала. И оказался как раз той рыбой, которую Транди надеялся поймать и направить работать на себя. Каждый, кто попадает в секретные списки, знает и тайные двери, владеет ключами к запертой ими информации. Несколько страниц досье, оказавшегося в руках случайно в спешке, теперь должны были открыть Шторм-Спрингу дорогу к агентам и осведомителям Европы. Но только он и не думал действовать быстро. Он был осторожен, подобно хищнику на охоте. Несколько дней, остающихся до приезда Блэка, они с Лероем беспечно проводили время. Транди свалил на любовника поиск и аренду подходящей квартиры, что тот воспринял за честь и возможность обеспечить им дальнейшие тайные свидания. Сам же, ссылаясь на переписку по бизнесу, проверил своего Анри по всем известным ему каналам и подготовил досье к тому, чтобы в удобный миг выложить его перед прелестным мошенником. А ещё узнал, что были у Лероя и многочисленные сделки с правительством США, которое во все времена не гнушалось прибрать к рукам вечные ценности и объекты всемирного наследия.

Но была у коварного леопарда в засаде и ещё одна важная цель…

Тони и Эйрин прибыли в Париж в назначенный срок. Транди встретил их в аэропорту и отвёз в ближайший пригород французской столицы, где находилась двухэтажная фешенебельная квартира с двумя ванными комнатами и балконом, выходящим на раскинувшийся внизу тенистый парк. Друзья остались довольны его выбором, хотя сам Шторм-Спринг не имел к тому отношения. Анри-Филипп за него позаботился о том, чтобы самому устроиться через стену и иметь возможность переговариваться, выходя на балкон. Уже на второй день соседи познакомились, отобедали в милом ресторанчике в парке под открытым небом. И тем же вечером, убедившись, что Эйрин спит, Тони вывел товарища на балкон и хмуро спросил:

— Что это за ряженая девица с яйцами? И какого ты посвящаешь его в наши дела? Я считал тебя осторожным.

Блондин улыбнулся, понимая, что первый рубеж взят.

— А в какие дела я его посвятил? Поясни. — Тони остался недоволен ответом, и пришлось продолжить. — Никаких дел, лишь совместный просмотр Парижских памятников, да помощь с арендой столь прекрасного жилища.

— Не пудри мне мозги. И не думаю, что местные гей-клубы — это главная достопримечательность всей Франции.