Парадоксы Миллениума (СИ)

*Саммит в Кэмп-Дэвиде — неудавшаяся попытка урегулирования палестино-израильского конфликта при посредничестве президента США Билла Клинтона. Саммит состоялся в загородной резиденции президента Кэмп-Дэвид (100 км. от Вашингтона) в июле 2000 г. Последствиями провала стало начало активных военных действий.

========== Часть 20 “Госпожа Алоиза” ==========

Её новое имя звучало, как Алоиза Майер. Отцом значился немец, матерью — англичанка. Благо, и у тех, и у других есть внешнее сходство с ирландцами, и сама обладательница новенького паспорта, а также банковских счетов на общую сумму в полмиллиона долларов, безупречно знала немецкий язык. Ей сохранили инициалы, а заодно прибегли к приёму «надавить» на общее происхождение с Айзеншпицем. Такие вещи всегда располагают к доверию. У неё было блестящее образование и послужной список антикризисного менеджера, не знавшего провалов. За ней числилась большая квартира в Филадельфии, а также акции одной из успешных европейских компаний. Тони Блэк не скупился на деньги, которые уже неоднократно мог потерять. Но она, как и в случае с первыми документами, не переставала повторять фразу:

— Мне не нравится моя новая фамилия!

Вот только теперь Блэк и Шторм-Спринг не без содействия Лероя создавали фантома, которого не расколоть стандартными методами проверки. Услуги по зачистке данных в базе ФБР, а также связи нового знакомого открыли перед Транди многие двери. Алоиза получалась даже совершеннее его собственных образов. Идеальный фантом, словно нарисованный кистью гениального художника: реальный человек, сам скрывающий свое истинное имя и происхождение ради защиты близких и вхождения в криминальное сообщество. И вот теперь, с обретением положения и влияния, решивший снять с себя маску…

Блэку пришлось не легче. Она, разумеется, помогла представить дела так, что картели настаёт полный «привет», но вот развернуть ситуацию, чтоб её приняли, причём приняли, как лидера и авторитета… Он и лгал, и не лгал. Сам не знал иногда, как подать факт своего ухода. Одни понимали, что это временная уловка. Другие же ерепенились до последнего, и нужно было ехать, встречаться лично, а заодно поминать давнее. Ему было тяжело. И из-за бизнеса, но прежде всего от мысли о том, что не далёк час, когда Эйрин окажется там, пред очи ясные Максимиллиана Айзеншпица. «Семерка» не распалась, но плыла на плаву домыслов и сомнений. Оказалась на рыхлой неровной земле. Часть подельников выводили деньги на левые счета, страховались. Но Тони знал, что не предадут. Его козырем были не отдаленные по времени миллионные прибыли.

Ей не сообщали о том, что и как сказал каждый из глав «Великолепной семерки». Это было попросту не важно, потому что в считанные дни она встала во главе картели, заняв место самого Энтони. Ей безоговорочно подчинялись, рядом всегда находились двое телохранителей, её возили в бронированном внедорожнике. Правая рука Блэка — Дэн Айрон неотлучно находился рядом с ней и помощником, и телохранителем, и гарантией легальности её положения. Иными словами, тихую в прошлом женщину теперь окружали все атрибуты жизни криминального авторитета. Ирландка стала немкой и даже в ближайшем окружении говорила по-английски с немецким акцентом. А ещё очень быстро вошла в курс всех дел, проявив и опыт, и деловую хватку, каких не ожидали от женщины. Она побывала там, где никогда не был даже сам Энтони. Так было нужно, ведь за ней однозначно следили. Она распорядилась и собрала все сведения о запасах продукции на складах своих заводов. Она изучила технологию, рассчитала производительность, получила информацию о возможностях каждого из предприятий. Она просто не успевала пересаживаться из самолета в самолет, чтобы сделать всё как можно быстрее. Впрочем, временем никто и не располагал. Как предсказывало большинство политических обозревателей, военные действия в секторе Газа начались уже в конце сентября, и в день, когда объявили о первых жертвах, Алоизе Майер пришлось ответить на телефонный звонок. О переделе власти и её «восхождении на трон» уже узнали. Счетчик был запущен, и теперь только от каждой из сторон зависел исход дела, а главное — судьба Транди Шторм-Спринга и самого Энтони Блэксмита.