ПАРАЛЛАКС 606. Том I

- Ха! Только не пытайся делать вид, что ты против!

- Ты же знаешь: я не люблю забивать голову всей этой фрейдистской чепухой.

- Как же меня утомляет твоё вот это... как его?.. вот это твоё наигранное занудство!

- Я не фанатка драм. И не люблю искать проблемы на ровном месте.

- Пессимистка.

- Реалистка.

В немой диалог девушек вмешался Гоголон:

- Что теперь, Кимико?

- О чём ты? - роль собеседницы взяла на себя Задира.

- Что ты станешь делать, выбравшись из «Союза»?

- Не знаю... - Кимико положила руки на стол и опустила на них голову. Жалобно заглянув в мониторы, как смотрит девочка на бездомного котёнка, она добавила: - Я без понятия, что происходит снаружи. Что меня там ждёт? И смогу ли я жить как прежде?.. Знал бы ты, как эта проклятая неизвестность пугает меня.

- Меня тоже.

Задира звонко рассмеялась:

- А тебе-то чего бояться?

- Я никогда не был снаружи. Там так же, как и в стазисе?

На личике Кимико возникла улыбка; откинувшись на спинку кресла и закинув ноги на стол, она мечтательно уставилась в потолок:

- Нет... Но очень похоже. Находясь там, ты чувствуешь внутри себя само дыхание жизни. Дыхание свободы. Тусовки, общение, друзья. Одна музыка чего только стоит! Мир бурлит! Водоворот событий засасывает тебя, как в воронку. Ты сам распоряжаешься свободным временем и лепишь из себя, что хочешь. То, что ты пережил здесь - пародия. Те люди, с которыми тебя держали - их даже людьми назвать нельзя. Овощи и зверьё, фифти-фифти. Именно поэтому их упекли сюда. Снаружи всё иначе... Вообще я не поэт. Не умею говорить стихами и метафорами. Скажу проще: когда ты не в программе, ты словно в десять раза живее.

- Однажды я почувствовал нечто подобное... - голос Гоголона утратил серую монотонность; ИИ рассказывал так, словно действительно сожалел, что никогда не видел настоящего солнечного света. - Во время твоего гипноза я погрузился в сон. Раньше сны меня не посещали: я знаю о них лишь из рассказов пациентов. Всё вокруг было таким необычным. Живым. Прелестным, ярким и благоухающим. Казалось, сама природа говорила со мною. Ветер шептал, а небо... в нём можно было утонуть. Только тогда я понял, чего лишил тебя. Мне очень жаль, что так вышло, Кимико. Мне искренне жаль. Наверное, поздно просить прощения, но мне не привыкать слышать отказы. Извини.

Кимико молча смотрела на дисплей, и с каждой секундой огромные глаза её стекленели всё больше. Впервые с момента побега Задира чувствовала к Гоголону жалость. В его словах не было ни капли лжи, лишь лучезарная искренность и сожаление. После случившегося; после всего того, что он пытался сделать с ними, всё это казалось очень странным. В конце концов, Гоголон оказался заложником чувств. Можно ли считать его виноватым за то, что его создали таким? Каждый вправе ошибиться.

Задира приблизилась к экрану:

- Моей вины в случившемся не меньше, чем твоей... - девушка хлопнула ладошкой по столу. - И вообще, знаешь, что? Если бы я могла, я бы тебя обняла. Мы выберемся, Гоголон! Мы обязательно выберемся, и я покажу тебе мир. Мы будем гулять. Будем играть в файтинги и танцевать Джамбо-Мамбо. Осталось совсем немножко. Я приложу все усилия...

Картинка на главном мониторе исказилась, а затем тот потух. Трубки света, висящие над головой, моргнули, погасли и снова загорелись. Студёный сквозняк коснулся плеч Кимико, и та в испуге вскочила с кресла; так, будто села на канцелярскую кнопку. Подбежав к блоку, она постучала по нему костяшками.

- Гоголон, ты куда делся? Я же не договорила.

Ответом ей стало молчание потухшего экрана.

- Тихоня, что за дрянь? - Задира ткнула в дисплей пальцем. - Куда он запропастился?

Та тоже молчала.

- Эй! Вы что, прикалываться вздумали?.. Тихоня!

- Влево... - почти беззвучно произнесла та. - Посмотри влево. На камеры.

Повернув голову, Кимико уставилась на десятки маленьких мониторов. Пустотный страх перед неизвестностью наполнил её рот ватой. Каждый из экранов передавал изображение с камер заключённых, но первые пятьдесят уже не работали. Они транслировали лишь белый шум, напоминающий кишащих на подносе опарышей. Количество вышедших из строя камер стремительно росло. Сто пятьдесят седьмая, сто пятьдесят восьмая, сто пятьдесят девятая. Сто шестидесятая. Неумолимо и постепенно, они отказывали одна за другой. Отключилась, словно затеяли бунт, и теперь, подверженные цепной реакции, по очереди выходили из строя.

- Это ещё что за саботаж?

- Контроль, - скомандовала Тихоня.

* * *

Мариус шёл вперёд, скользя угрюмым взглядом по номерам комнат. Каждые десять шагов числа становились больше, будто именно они были показателями его сердцебиения. Если бы не тяжёлый ранец и оружие, он бы побежал. Пропитанный гарью воздух сводил с ума; он упёрто не желал поступать в лёгкие, а если и поступал, то ни в какую не хотел выходить. Давид подумал, что вот-вот задохнётся, но вскоре на горизонте появились тела заключённых, и он даже удивился тому, что радуется покойникам.

Кто бы мог подумать...