В армии было по-разному: и до одури интересно, и до тошноты тупо, грустно, весело, местами даже страшно, особенно поначалу, когда деды, обозлённые тем, что мы попали под сокращение срока службы, пытались выместить на нас гнев на мировую несправедливость. Собственно, на почве этого мы и сошлись с Костей. Принцип дедовщины во многом строился на идее «разделяй и властвуй». Когда ты один, то и сломать тебя в разы легче…
Первые дни в армии нас били за всё. Сначала вроде бы не сильно, но обидно…
— Сделаем из вас людей, — обещал нам двухметровый старослужащий с бычьей шеей, а потом от души добавлял: — Душары.
Быть духом мне не нравилось, но я помалкивал — недели, проведённые в СИЗО, ощутимо притупили моё умение сопротивляться происходящему. Я презирал себя таким, каждую ночь обещая себе завтра «встать с колен», но моё завтра раз за разом переносилось на следующий день…
А потом однажды поймал себя на том, что я стою посреди взлётки по стойке смирно и наблюдаю за тем, как два отморозка п*здят такого же духа, как я. Мы все там стояли с такой дичайщей безнадёгой в глазах и полной отрешённостью, в которой читалось: «Главное, что не меня». И вот здесь меня накрыло. Сделав резкий шаг вперёд, я перехватил руку прыщавого деда… Порыв был скорее спонтанный, чем обдуманный. В том, что меня будут усмирять толпой, сомневаться не приходилось. Просто я вдруг решил, что надоело… надоело идти на поводу у обстоятельств и всяких уродов.
— Ты чё, душара, — взвыл мой оппонент, — тебе жить надоело?!
— Сам ты… душара, — скривился от омерзения, — а я человек.
И не дожидаясь, когда на меня нападут первыми, оттолкнул дедушку в сторону, давая возможность парню на полу хотя бы закрыться.
На меня налетели сразу трое, а мой призыв сделал испуганный шаг назад… все, кроме лопоухого паренька, неожиданно ринувшегося мне на подмогу. Отбивались мы как могли, но в итоге всё равно оказались прижатыми к полу. Удары сапогами нещадно прилетали по рёбрам.
— Дурак, — выдавил я из себя, прикрывая голову руками, — куда сунулся?
— Сам не лучше, — сдавленно отозвался лопоухий.
Избили нас в тот раз знатно, я потом несколько недель ни сидеть, ни лежать, ни стоять нормально не мог… Но если честно, то я ни о чём не жалел, в тайне наслаждаясь этой саднящей болью, которая с каждым моим движением напоминала о том, что я — человек.
— Чё лыбишься? — толкнул меня в плечо Костя. — Мало получил? Сейчас сержант увидит, решит, что мало тебе досталось.
— Пусть решает, — махнул я рукой, — мне больше не страшно.
— Не страшно ему, — проворчал мой лопоухий приятель, — а огребать нам вместе.
Удивительным образом Козырев оказался прав — огребали мы с тех самых пор вместе, с той лишь разницей, что больше нас никто не бил. Остальных шпыняли, а нас не трогали, негласно решив, что своё право на спокойную жизнь мы заслужили кровью.
***
Дембель настал как-то быстро. Непростительно быстро. Стоя на посту и выслушивая офицерские наставления, я с ужасом осознал, что за год службы так и не обзавёлся никаким планом на жизнь. За забором нас ждал мир, большой и пугающе огромный. Это здесь, в пределах одной отдельной воинской части, моё имя ещё что-то да значило. А там… мне словно опять предстояло стать никем. Даже всерьёз обдумывал возможность подписать контракт…
— Да ну его, — канючил Костя, — ещё год в сапогах? Лучше сдохнуть.
— А там что?
— Свобода, — мечтательно вздыхал друг, — и девушки.
— Девушки — это да… — на автомате согласился я, испытывая внутри себя редкостный дискомфорт. История с Машей будто бы отрезала во мне всякое желание связываться с девушками. В то время как вся казарма вздыхала по недостатку секса и любви (секса в большей степени), я даже и не мыслил в эту сторону.
А тут свобода и… девушки. Невольно ощутил себя сопливым подростком, который случайно обнаружил, что девочки нужны не только для того, чтобы дёргать их за косички.
В итоге на дембель мы с Костей ушли вместе. Домой я не поехал, прекрасно понимая, что никто меня там не ждёт.
— Ты же со мной? — скорее сказал, чем спросил Костя, когда за нашими спинами громко хлопнули металлические двери КПП.
— Только давай без соплей, — пошутил неловко, ощутив ком в горле. Козырев был первым человеком в моей судьбе, кто не планировал вычёркивать меня из своей…
***
Следующие недели пронеслись если не в пьяном угаре, то… точно навеселе. Сначала нас потчевали всеми возможными яствами Костины родители, которые встретили меня как родного. Придя немного в себя, мы решили двигаться дальше и перебрались из Козыревской деревни в город, где, собственно, всё и закрутилось.
Глава 10.
Выписка из больницы пугала, вызывая вполне явственное чувство паники. Моя жизнь настолько перевернулась с ног на голову, что попросту было непонятно — а что дальше?
С Ильёй мы больше не разговаривали, да и не знала я, что можно ему сказать. Единственная чёткая мысль — развод.
Родители предлагали переехать к ним, но я не хотела, их эмоции буквально сбивали меня с ног, мешая думать трезво.