Мы ехали по торной дороге вверх по течению Днепра, периодически один из нас подымался на очередную кручу и оттуда обозревал открывшиеся просторы на предмет наличия признаков разумной жизни и присутствия носителей разума. Затем спускался с покоренных вершин, иногда оставляя там свое сердце, иногда унося его с собой на дорогу, и докладывал Сулиму, что признаков разумной жизни не обнаружено. Дорога шла в достаточно узком промежутке: между днепровскими кручами и лесным массивом Холодного Яра. Хороших мест для засады было хоть отбавляй, и в этом заключалась главная проблема. Умный татарин по такой дороге малым отрядом не поедет, а глупых уже всех постреляли.
— Сулим, а что, в набег татары по этой дороге идут?
— А по какой еще? Тут другой дороги нету.
— А что, их тут никто не поджидает, чтобы скрытно ударить?
Сулим иронично хмыкнул:
— Так они тут по одному не ездят. Собираются ниже, где лес начинается, в ватаги, сабель по триста, тогда уже сюда въезжают. Когда уже под Киев добираются, рассыпаются обратно в ватаги сабель по двадцать — тридцать и полон искать начинают. Потом собираются обратно и вместе полон в Крым гонят.
— А где они через Днепро переправляются?
— А как отсюда вниз скакать, то за день добраться можно. Так дорога к переправе и выходит.
— А что, каждое лето там переправляются?
— Так я же тебе толкую, Богдан, что тут одна дорога — где же им еще переправляться?
— Так они и по полю поехать могут.
— А зачем им по полю ехать, коням ноги ломать, если дорога есть!
Сулим подтвердил то, что было мне известно из рассказов Вани Тарасюка. Он возил нас к тому месту на Днепре, где проходила старая чумацкая дорога в Крым и где народ через Днепро переправлялся. Вроде бы чуть ниже по течению от Чигирина, но на машине, по асфальту — это тебе не на коне скакать. Место со всех сторон уникальное, тянуло меня туда как магнитом.
Чуть ниже старой дороги в этом месте речушка какая-то с левой стороны в Днепро впадает, название из головы вылетело, да и не факт, что она сейчас так зовется. А на берегу этой речушки и на берегу Днепра стоит в наше время славный город Комсомольск, или Комсомольск-на-Днепре. Голова моя дырявая, не помню, то ли ему добавили названия, то ли укоротили. А вырос город возле железорудного открытого карьера. Помню, Ваня нам расхваливал, какая руда там хорошая, залежи, дескать, не очень крупные, с Кривым Рогом и рядом не стояли, только из-за качества руды и рыть начали. К тому времени, как он рассказывал, почти всю и вырыли. Или не всю, а только самую богатую, а бедную теперь роют, слушал вполуха: попробуй его гигабиты усвой — процессор гавкнет. А ведь верно мне покойный отец говорил, пусть земля ему будет пухом: то, что выучил, на плечи не давит. Как бы сейчас любая мелочь пригодилась. Ничего, главное, туда, поближе добраться, речушку найти — на ее склоне обязательно выступы породы должны быть. Так эти все залежи и открывались: шарят люди по склонам гор или рек, породу щупают, которая на поверхность выходит. Глядишь, и нащупал, полезную в домашнем хозяйстве.
Дорога не спеша ложилась под копыта наших лошадей, мы ехали уже несколько часов вверх по течению, как, спустившись с очередной кручи, Дмитро взволнованно сообщил:
— Сулим, там по дороге трое всадников нам навстречу едут — в броне, с заводными.
— Видать, казаки черкасские, о которых батька предупреждал. Все помнят, что говорить? Смотрите, не ляпните чего.
Соскочив с коня, быстро взвел самострел и положил бронебойный болт в желобок.
— Ты чего, Богдан?
— Береженого Бог бережет, Сулим. Вам луки схватить много времени не надо, а мне загодя готовиться нужно.
— Добро, только сильно его в глаза не тычь. Поехали с Богом.
Вскоре из-за поворота выехали трое казаков с заводными лошадьми, легкой рысью двигаясь нам навстречу. Мы ехали шагом, а вскоре Сулим остановил нас, надеясь, что троица умерит своих коней, но ребята, не обращая внимания на то, что мы перегородили дорогу, с прежней скоростью приближались, и уже можно было разглядеть их броню и оружие. Чуть впереди скакал матерый казак лет тридцати — тридцати пяти, в полном пластинчатом доспехе, в шлеме, кольчужной сеткой прикрывающем его лицо. Слева от него — молодой парень лет семнадцати-восемнадцати, на нем сверху, на кожаный кожух, была надета кольчуга. Справа ехал пожилой, но сухой и крепкий казак, которому явно уже перевалило за пятьдесят. На нем был сверху кожаный овечий кожух, кольчуга была поддета снизу. Его лицо мне было смутно знакомым и очень похожим на одного из тех двоих, кого мне пришлось убить и раздеть. Внезапно вспомнился рассказ одной из украденных девушек, которую выкрали прямо из шатра торговца безделушками: она со слезами рассказывала, что один из казаков, которые их везли, был на него похож. Брат, рассказывала, с нею был. Мне тогда подумалось: нет уже, милая, у тебя брата. Никто его живым из того шатра не выпустил.