Параллельный вираж. Следствие ведёт Рязанцева

С чувством лёгкого изумления он заметил блестящую дорожку на её щеке. Эта слеза только для него. Она готова его любить, без любви жизнь прекращается. С первого момента их встречи он почувствовал в ней ту же, что и в себе, скрытую потенцию, называемую готовностью любить. Эта сила подобна гравитации. Ею освещены самые тёмные закоулки его мира. Даже те, где материя, скованная абсолютом физического Нуля, замирает и обращается в некое подобие смерти. Там её власть явственна и непреклонна. Отрицать это всё равно, что отрицать саму жизнь. Тот, кто не любит, отрицает. И тогда только смерть может стать очевидным проявлением его любви к миру. Его мерой ценности. Только любовь сможет утешить его.

Он придавил руками её руки и навалился всей тяжестью содрогающегося в конвульсиях тела. Его судорожные движения вызывали в ней жгучую, непереносимую боль. Её тело истязали, кромсали, разрывали на части. И она снова закричала. Этот крик был похож на вой. Она кричала, словно пыталась исторгнуть из своего тела эту невыносимую боль и весь ужас, что заполнил её до краёв. Ей хотелось забыться, исчезнуть, умереть. Она вырвала руки и вцепилась в нависшие подрагивающие над ней щёки и стала раздирать акриловыми ногтями ненавистное лицо.

Последнее, что она увидела, — мелькнувшее остриё клинка, оно вонзилось ей в глаз, проникло в мозг и остановило сознание.

Глава восьмая

Крохотная снежная луна утонула в омуте ночи. На кровати похрапывает Вадим, а она пишет, рисует, чертит. Ищет точку пересечения, только найти пока не удаётся. Она, как эта луна за окном, утонула в тёмной гуще информации. А ещё очень мешают мысли о Максе.

— Увы, результат отрицательный, — голос у него сухой, усталый.

— В смысле? — хотелось заплакать. Разрыдаться прямо в трубку.

— Человек на фото совершенно не идентичен тому, кто изображён на фотороботе. А что касается самого фоторобота — то программа выдаёт ошибку.

— И что это может значить?

— Такого человека не существует.

— Как так?

— Видимо, свидетель плохо разглядел. Как у него с фантазией?

— Я не знаю. Я с ним не говорила.

— Понимаешь, программа, конечно, новая, но уже обкатанная, и такое впервые. Я несколько раз загонял, но стабильно выдаёт ошибку. Объяснить это можно следующим: у некоторых людей неразвитая зрительная память, они не умеют распознавать черты лица.

— Это как-то связано с плохим зрением?

— Не обязательно. Кем работает твой свидетель?

— Вообще-то, он турагент. А что?

— Не знаю, можно ли отнести это к творческой профессии.

— А что с творческими не так?

— Люди творческие часто погружены в себя, отсюда плохая память на лица. Да и видят они всё по-другому, в рамках своей собственной фантазии. Вспомни хотя бы чёрный квадрат Малевича. Уж сколько копий сломано в спорах о том, что он за ним видел. Так и твой свидетель.

— Думаю, всё гораздо проще, он не разглядел его в темноте, а помочь очень хотелось, вот и… — Лена задумалась. В повисшей паузе слышалось беззвучное дыхание Макса.

— Мне жаль, что я не смог помочь тебе. — Она не ответила, только сильней прижала к уху телефон. Его дыхание ровное, мерное, спокойное. Чересчур спокойное. Это напрягало, сбивало с мысли. — Попробуй составить психологический портрет убийцы. Возможно, это поможет определить мотив. Должна же быть у него точка фиксации, что-то, что толкнуло его на преступление.

— Триггер?

— Да. Надо определить, что им движет. Только не пытайся психолизировать его с точки зрения нормального человека, помни, что у убийцы своя собственная понятная только ему логика.

— Спасибо, Макс.

— Всегда рад.