Парашюты над Вислой

Ну да, песок… Поэтому и амфибии. Катером к берегу не подойдёшь, пришлось бы метров за тридцать-сорок прыгать за борт. Логично…

Котёночкин тем временем, расставив поляков и разведчиков по периметру позиции — подошёл к капитану, Костенко, пленному немцу и Дануте.

— Вроде всё тихо. Даже как-то страшновато…

Савушкин кивнул.

— С сорок первого не люблю тишину… — Помолчав, добавил: — Если хлопцы что обнаружат — как нас известят?

— Филином.

— Володя, ну откуда тут филины? Это ж город!

— Немцы тоже не все подряд лесники… — возразил лейтенант.

— Ладно, филином так филином… — проворчал Савушкин.

Прошло полчаса — капитан уже начал тревожится — как со стороны реки раздался едва слышный сдвоенный звук автомобильных моторов.

Котёночкин, первым услышавший их, вполголоса спросил Савушкина:

— Товарищ капитан, слышите?

— Что?

— С реки. Пара моторов…

Савушкин вслушался в темноту. Точно! Со стороны правого берега еле-еле слышно донёсся долгожданный гул.

— Костенко, чуть правее свет!

Старшина, сделав шаг к фонарям, поправил направление лучей.

Минут через десять из темноты показались носы двух машин-амфибий — такие в последний год Красной армии начали поставлять американцы. Автомобили, оставляя после себя широко расходящиеся волны — направились прямо на свет. Савушкин с Котёночкиным спустились к самому урезу воды и шагнули в Вислу. Действительно, песок… И мелко. В трех метрах от берега — глубина не более двадцати сантиметров…

Первая машина, снизив скорость почти до неподвижности — начала медленно и осторожно заползать на берег. Савушкин всмотрелся в экипаж. Так, водитель, это понятно, рядом с ним — пулемётчик с ручным «дегтярёвым» — тоже понятно, а сзади? Твою ж мать, не может быть! Капитан Галимзянов?!? Вот это встреча! А второй — его радист, Юрка Фёдоров? Точно, он! Эх, черти, как же мы давно вас не видели!

Во второй машине пассажиров не было — всё пространство вокруг водителя заняли мешки из плотной тёмной ткани, и что в них — одному Богу известно… Да это и не особо важно — важно, что им, наконец-то, прибыла смена!

— Лёша, наши? — спросил Котёночкин.

— А то ты не видишь! Саня Галимзянов и его радист, сержант Фёдоров!

Первая амфибия, окончательно выбравшись на берег, остановилась. Капитан Галимзянов и его радист выбрались наружу — водитель и пулемётчик остались в машине. Понятное дело, им тут делать нечего, им надо обратно плыть… Или ехать? Ладно, не важно!

Савушкин и его лейтенант подскочили к своим товарищам и радостно обняли их.

— Ну чё, Саня, менять нас прибыли?

Капитан Галимзянов кивнул.

— Прибыли — да. Но не менять. Вы нам пока тут нужны.

— О чём речь, всё расскажем и покажем! А что вас так мало? У тебя ж четверо было?

Галимзянов посмурнел лицом.

— Было. Снайпера моего, Серёгу Епанчина, ещё при тебе убило — когда мы к своим из-под Белыничей выходили. Тогда же и Юрку мего, радиста, осколками посекло — месяц во фронтовом госпитале пролежал, всего неделю, как вернулся. А Темирязева и Нетренко Васю… Под Алленштайном. Три недели назад.

Савушкин тяжело вздохнул и, сняв кепку, немного помолчал.

— А твои все целы? — Спросил Галимзянов. И, всмотревшись в лицо фон Тильзе, с удивлением сказал: — А это кто? Я такого холёного дядю в нашем управлении и не упомню…

Савушкин грустно улыбнулся.

— Барон фон Тильзе, Густав Вильгельм. Убывает в плен.

Галимзянов кивнул.

— Ну, раз убывает — пусть убывает. Зови своих, надо машину разгрузить. И побыстрее обратно отправить…

Через пару минут к выползшей на берег второй амфибии подскочили разведчики и поляки Шведа — и живо извлекли из неё всю поклажу, которую затем начали переносить в «форд», стоящий метрах в тридцати выше по косогору в зарослях молодого ельника. Все были заняты — поэтому первого миномётного выстрела никто не услышал…

Взрыв прогремел у берега, метрах в трех от установленных разведчиками фонарей. Савушкин едва успел крикнуть «Ложись! Мины!» — как тут же метрах в десяти от амфибий и суетящихся возле них людей легла серия разрывов. И одновременно от водосбросного коллектора раздались пулемётные очереди — трассеры яркими нитями пронзили ночное небо прямо над головой Савушкина.

Двое поляков, не успевших упасть до миномётных разрывов — рухнули, как подкошенные. Водители амфибий начали лихорадочно разворачиваться, беспощадно газуя — и тут одна из машин ткнулась в борт второй, движение мгновенно застопорилось.

— Костенко, по белой будке! — Старшина, улегшись у разлапистой ивы, вставил в приёмник своего пулемёта ленту и, поудобнее устроившись и прицелившись — выпустил первую очередь туда, откуда по разведчикам и амфибиям бил немецкий пулемёт. Свой огонь всегда успокаивает — Савушкин ещё раз убедился в справедливости этой истины: разведчики и поляки залегли вокруг амфибий, определились с целями — и в ночи глухо забухали их винтовки и короткими очередями застрекотали автоматы.

Амфибии, наконец, расцепились — но Савушкин, бросив взгяд в их сторону, понял, что дело плохо: в борту одной из машин зиял здоровенный провал. Да-а-а, с такой дыркой далеко не поплывёшь, подумал Савушкин.

К капитану подполз Галимзянов.