Парашюты над Вислой

Тем временем стемнело, и Савушкин с Котёночкиным, отогнав машину в кусты, решили, пока суть да дело, завалиться спать — тем более, что злосчастный патруль не собирался сниматься, а наоборот — принялся обустраивать взводный опорный пункт, к закату отрыв траншеи и стрелковые ячейки полного профиля. Савушкину осталось лишь позавидовать такому рвению — немцы, несмотря на целую череду поражений, оставались исполнительными и грамотными солдатами…

Но поспать им не удалось. К полуночи прибыл давно ожидаемый лейтенант, выгрузил у пикета несколько небольших термосов и пару картонных коробок, взял у унтера и тщательно изучил документы Савушкина и его лейтенанта, с кем-то связался по рации, установленной в его кюбельвагене, что-то долго, минут десять, уточнял на карте — а затем, радостный и довольный, подбежал к разведчикам.

— Ihre Division wird in Otwock entladen! — И виновато развёл руками: — Aber in drei Tagen.[139]

Савушкин поблагодарил лейтенанта и попросил разрешения переночевать в расположении его патруля — мотивируя это тем, что ехать ночью по Польше в одиночку ныне чревато. Лейтенант, желая загладить свою вину — хотя Бог весть, в чём он её узрел, вряд ли от него хоть как-то зависел график железнодорожных сообщений — согласно закивал головой.

— Natürlich die Nacht verbringen! Ich werde einen Befehl geben, um dich zu füttern. Wenn Sie Gutscheine haben…[140]

Савушкин уверил, что с талонами всё в порядке — после чего лейтенант, прыгнув в свой кюбельваген, отправился куда-то в ночь. Молодой, подумал Савушкин, рвение перевешивает здравый смысл, хочет везде успеть и всё сделать. Ничего, со временем поумнеет… Или не поумнеет. Война…

Минут через десять дневальный патруля приволок термос с ужином, какие-то свёртки, дымящийся котелок. Гут, посмотрим, чем там кормят вермахт…

Вермахт кормили сносно. Гороховая каша, копчёная колбаса, сыр, в котелке — кофе, правда, эразц, типа нашего цикория. Ну да ничего, сгодится…

Поужинав, они разложили кресла в «Опеле» и, завернувшись в плащ-палатки — тут же уснули: день был, что ни говори, трудным…

* * *

Утром их разбудило пение птиц — Савушкину даже поначалу показалось, что они снова у пана Зарембы в Кампиносской пуще — но, оглядевшись вокруг, он вспомнил события вчерашнего дня и, велев Котёночкину принести воды — привел салон «опеля» в дорожный вид. Бензина уже негусто, дай Бог, километров на сто хватит… Ну да ладно. Концы здесь недалёкие, должно хватить.

— Товарищ капитан, эти, из патруля, говорят, что их дивизия подходит… — Сообщил вернувшийся с ведром воды Котёночкин.

— Какая?

— Семьдесят третья пехотная. Что вчера докладывали санитары из-под Люблина…

Ага, всё верно. Дивизия эта развернётся от Вислы на восток, километров на десять максимум. Чтобы, значит, связать боем наступающие танки Рокоссовского. Логично. Ладно, занесем эту информацию в синодик и двинемся на север — надо же, в конце концов, разыскать те неведомые эсэсовские танковые части, что шли через мосты над Вислой три дня назад…

Умывшись, они тронулись в путь — и через четверть часа их «опель», действительно, натолкнулся на пехотные колонны и конные обозы вермахта. Какая то была дивизия, с ходу не определить, но что войск было много, и войска эти были свежими — понятно было с первого взгляда. Батальонные колонны — по четыреста-пятьсот штыков, над строем густо торчали пулеметные и минометные стволы, обозные кони — здоровые сытые першероны, полковые пушки — новенькие, на резиновом ходу… Дивизия полнокровная. Солдаты — не уставшие и измученные безрадостным отступлением, а ражие, бодрые, видно, что доехавшие до фронта по железной дороге.

— Новенькая дивизия. Свежак! — прокомментировал прохождение войск Котёночкин.

Савушкин недоуменно пожал плечами.

— Откуда они такие?

— С переформировки. В Венгрии формировались.

— А ты откуда знаешь?

— Давешний унтер похвастался. Говорит, что два месяца стояли в Сегеде, гуляш и палинку трескали… А первого формирования дивизия в Крыму сгинула, в мае. И комдив в плен сдался. Хотели даже расформировать, но решили — раз знамя вывезли — восстановить.

— Ну, пущай едут. Дай им Бог того же исхода, а комдиву — такой же судьбы. Глянь карту, объезд там есть какой?

Котёночкин развернул немецкую двухкилометровку, выторгованную Савушкиным ещё в Ожаруве, внимательно рассмотрел — и доложил:

— Есть. Направо, на Малишев. И там от Минска-Мазовецкого — на Сулеювек и дальше на Модлин.

— И чего тогда стоим? Кого ждём?

— Есть, товарищ капитан, повернуть на Малишев!

Дорога на Малишев оказалась довольно разбитым узким песчаным просёлком, давно не видевшим грейдера — но всё же получше злосчастной лесной дороги от Серакува на Ломянки. Но всё равно — Котёночкин держал максимум две тысячи оборотов, опасаясь угробить деликатную подвеску «опеля» на польских ямах и выбоинах, поэтому двигались они не быстрее тридцати километров в час. Поспешишь — людей насмешишь… Машину надо беречь. От машины ещё очень много зависит…