Парень без понедельника

– Не смей о нем так говорить! Этот тот человек, который дал нам этот магазин, помогал с тем, чтобы торговля шла хорошо, и даже обещал выделить деньги на твое образование. Как, по-твоему, бывший зэк, как я, мог стать владельцем такого магазина? Ничего уже не исправишь. А теперь слушай: если ты только попридержишь язык, все будет хорошо. Я стану пастором нового филиала церкви. Он обещал помочь. И мы заживем отлично. Просто выкинь всю эту дурь из головы, сукин ты сын.

– Ахахах. Ты? Пастор?

– Христа тоже распяли как преступника. В чем между нами разница? Чем я хуже? Подобно Христу, я пролил кровь, а затем раскаялся в тюрьме.

– Христос был распят за наши грехи. Чтобы твои в том числе грехи были прощены. Ты ходишь в церковь? Ты же всегда говорил, что терпеть не можешь «общественные» церкви, и поэтому проводил службы дома?

– Да, я хожу в церковь. Но тебе туда нельзя. У тебя нет права переступать ее порог.

– Да мне и не хочется вступать в эту секту.

– Хватит распускать язык! Наш пастор возложит на меня руки и посвятит в пасторство. Если он даст мне свое благословение, то это, считай, равнозначно благословению Божьему.

Ынсе отчаянно хотелось высмеять отца, но она понимала, что это ничего не изменит.

– Что ты намерен сделать с этой девушкой? Ты собираешься ее убить? Тебя только выпустили из-за решетки, а ты опять за свое!

– Я не убиваю людей. Я убиваю Сатану.

– Эта девушка, по-твоему, Сатана?

– Нам этого не увидеть. Только его глаза способны распознать Сатану. Если он сказал, что это Сатана, значит, это и правда так.

– То есть «он» – это тот пастор, что пообещал посвятить тебя в священство? И сколько, он сказал, ты ему за это должен? Два миллиона вон? Триста? Или это бесплатно?

– Заткнись, ты, сукин сын!

Ко Чжимён вновь ударил ее по лицу.

В этот момент до Ынсе начало доходить, что содержание письма могло иметь под собой какие-то основания.

«От Ынсе из воскресенья».

Получается, Ынсе из воскресенья знала, что все это произойдет.

«Но как может быть так, что я уже проживаю день, который еще не начался, и знаю о событиях, которые еще не произошли? Неужели и правда я написала это письмо?» – Ынсе была в полном замешательстве.

* * *

Появился Ко Чжимён с выкрашенным ярко-красной краской ручным топором и контейнером с кимчи. В таких они развозили клиентам кимчи, которое сами квасили в магазине.

– Ну, приступим, – сказал отец.

– Не хочу. Не хочу я! Понял? Не смей больше мне приказывать! Я уйду отсюда! – отчаянно завопила Ынсе. Казалось, если не закричать что есть мочи, она погрязнет в этом безумии и ее голова взорвется.

– Он говорит, Сатана выходит через темя. Прежде чем он покинет тело и вселится в кого-то из нас, нужно надеть это на голову. Быстрее! – Ко Чжимён протянул ей пакет.

– Сам и надевай!

Отец замер и злобно уставился на Ынсе. У него было покрытое потом, оплывшее лицо. За толстыми стеклами очков прятались маленькие глазки. Почему ей так страшно было смотреть на него? Ынсе опустила взгляд.

Она помогла ему распилить тело и разложить части по пакетам.

– Я скоро вернусь, а ты пока закончи тут.

Ко Чжимён как ни в чем не бывало снял с себя залитые кровью майку и семейные трусы, принял душ в той же самой ванной, где находились Ынсе и рассованное по пакетам тело, и переоделся в чистую одежду. После этого, взяв только тот пакет, в котором была голова, вышел из магазина.

Ынсе как завороженная смотрела ему вслед.

«Господи, я распиливала человека…»

Из глаз ручьем потекли слезы. Это ее успокоило. Все-таки она еще осталась человеком. Когда, сдавшись перед угрозами сжимавшего топор отца, она начала помогать ему распиливать тело, она была сама не своя. Но потом все ее чувства как будто притупились. Она могла думать только о том, чтобы это поскорее закончилось. Однако когда ей удалось перевести дух и немного прийти в себя, она осознала, что совершила поступок, который не имеет права совершать никто, кто считает себя человеком, и вместе с этим ее накрыло волной отвращения к себе. Ей лишь отчаянно хотелось поскорее забыть пережитый сегодня ад.

Когда она очнулась спустя какое-то время, над ней нависал отец.

– Ты что, так и не переоделся?

Ко Чжимён резко ударил кулаком по лицу Ынсе, которая сидела неподвижно, словно каменная статуя. От сильного удара ее голова отлетела, и она ударилась лицом об стену. Когда она повернулась в его сторону, вид у нее был такой, словно она готова была его убить. Отец поморщился и поправил сползшие на кончик носа тяжелые очки.

– Тоже мне…

В этот раз он ударил ее по щеке. Хотя это была всего лишь пощечина, Ынсе не могла справиться с его силой. Ее шея извернулась, из носа потекла кровь.

– Может, еще ногу тебе сломать?

Его кулак на какое-то время завис в воздухе. Она понимала, что скоро он снова ее ударит. Нужно будет отступить. Ынсе надавила пальцем на ушибленное место.

– Уходи! Уходи, я сказал! Я пойду в душ, только когда ты выйдешь.

Может, стоит покончить с собой? Кажется, лучше уж повеситься, чем жить с отцом.

– Сукин ты сын! Ты мужик, ублюдок! Мужик!

Ко Чжимён резко стащил с нее верх школьной формы. Об пол зазвякали оторвавшиеся пуговицы.