Парень из реалити-шоу (ЛП)

Какой глупый вопрос – как будто я думал об этом заранее. Как будто Боб сегодня впервые увидел злого, импульсивного подростка. Он усаживает меня на табуретку в углу ринга и дает мне ведро воды со льдом, чтобы сунуть туда руки. Он забирает Джеко к себе в кабинет, а я сижу и снова гадаю, будет ли Ханна навещать меня в тюрьме.

– Я буду, – говорит Белоснежка.

– Я тоже, – вторит Лизи.

– Можно поговорить с тобой прямо сейчас? – спрашиваю я.

Они исчезают, а у меня в голове звенит: «Можно поговорить с тобой прямо сейчас?»

========== 34. ==========

Я сижу в своем счастливом уголке и лазаю по интернету. Я приложил лед к щеке, ребрам, костяшкам и вообще всюду, куда мог. Мама спросила, зачем мне столько льда. Я ответил, что ходил в спортзал и у меня болят руки. Мама совсем не удивилась. Но если у меня будет синяк на щеке, она заметит. И Роджер тоже, у нас как раз завтра встреча.

Хотя я, конечно, отделался куда легче, чем фальшивый ямаец. Я так его избил, что каждые пять минут поглядываю, не едет ли полиция. Интернет помогает мне отвлечься. Кто-то для этого смотрит музыкальные клипы. Другие – порнуху. Я смотрю записи цирковых выступлений и думаю, что однажды я это сделаю. Я думаю, Джо-младший ошибся, говоря, как мне повезло. Он же не живет в клетке, понимаете?

Я смотрю на повторе один и тот же номер с трапецией и безуспешно пытаюсь отправиться в Джердень. Его как будто взломали и поменяли пароль. Но циркачи на трапеции – это какое-то волшебство. Я смотрю выступление цирка в Монако, и там никто никогда не слышал про Сруна. Номер исполняют три азиатских женщины и трое мужчин. Я никогда в жизни не видел ничего подобного: они так крутятся и выгибаются и так слаженно ловят друг друга в воздухе! Как у них это выходит? Мне почти хочется попробовать это – попробовать освоить трапецию, – но потом я вспоминаю, что в боксе нет смысла и ни в чем нет смысла. Если я освою трапецию, я все равно никогда не смогу выступить с этим номером.

Я щелкаю другое видео и смотрю, как какой-то парень делает двойной переворот, срывается и падает на сетку. Зрители все равно аплодируют.

Мама зовет меня по имени, но я не отзываюсь. Она зовет снова:

– Джеральд! К телефону!

Я иду в родительскую спальню, беру беспроводную трубку и не могу понять, кто мог позвонить мне на домашний. Может, Лизи получила мое телепатическое послание, что нам надо поговорить? Или это полиция.

– Привет, – говорит голос Ханны. Мама вешает трубку. Когда я понимаю, кто звонит, мое сердце пропускает удар. – Ты тут? – спрашивает она.

– Ага, – отвечаю я. – Привет. Как ты… то есть… ну ничего себе. Я думал, наш номер нигде не значится.

– Он и не значится, – отвечает Ханна.

– Ясно.

Я побыстрее возвращаюсь в комнату и закрываю дверь, чтобы мама ничего не слышала.

– Я взяла номер у Бет, – объясняет она. Я почти уверен, что у Бет есть только мой мобильный, но какая разница? Сейчас уже неважно.

– Ну что, привет. Работаешь в среду? – спрашиваю я. – Вечер долларов. Будет жарко.

– Я позвонила не для того, чтобы говорить о работе, – произносит Ханна. – Я хотела поговорить о тебе.

– Обо мне?

– О тебе.

– В смысле – обо мне? То есть… да, в каком смысле – обо мне? – удивляюсь я.

– Ты мне нравишься. Я хочу сходить на свидание или что-то вроде этого. С тобой, – говорит она. – И ты можешь снова сказать, что тебе нельзя, но имей в виду, что мне тоже нельзя, и нельзя спалиться перед моими родителями, и, конечно, ни хрена нельзя говорить брату.

Я в Джердне. Мой стол это вафельный рожок. Я мороженое. Мягкое персиковое мороженое.

– Джеральд? – окликает Ханна.

– Да.

– И имей в виду, что я сейчас не пытаюсь что-то кому-то доказать. То есть… ты давно мне нравишься, но я стеснялась что-то предпринимать, потому что… потому что ты Джеральд.

– Ого, – отвечаю я, – я и подумать не мог. – Я целую мучительную секунду отчаянно ищу, что бы сказать, и наконец говорю: – Я был бы рад сходить с тобой на свидание… Боже, звучит как бред умственно отсталого.

– Не говори так, – просит Ханна.

– Как?

– В свиданиях нет ничего умственно отсталого. И меня раздражает это выражение. Да, правило номер один: никогда не говори «умственно отсталый».

– Ага, – отвечаю я. – Я постоянно это слышу, и меня уже перестало раздражать. Но если уж мы придумываем правила, у меня тоже есть одно.

– Да, мы придумываем правила. Какое у тебя?

Я понятия не имею, какое правило выдвинуть, и выпаливаю:

– Никаких мюзиклов! Ненавижу мюзиклы! Ни фильмов, ни спектаклей, никаких мюзиклов! – говорю я. Это шутка, но она не смеется. Похоже, она волнуется. «Ты же не поверил, что ты ей правда нравишься? Наверняка она включила громкую связь и рядом с ней сидят ее друзья и хихикают в кулачки».

– Это легко, я тоже ненавижу мюзиклы, – отвечает Ханна. – И никаких ситкомов, пожалуйста. Ненавижу эту хрень.

– По рукам! – отвечаю я. Я кладу свою пострадавшую правую руку на лицо и ощупываю свою улыбку. Я очерчиваю ее указательным пальцем.