Парень из реалити-шоу (ЛП)

Я возвращаюсь к упражнению, тренер Боб уходит в свой кабинет, а я пытаюсь понять, нравится мне бокс или уже нет. Если я мог бы стать чемпионом, но мне нельзя на ринг, тогда какой во всем этом смысл? Это все равно что много лет учиться на клоуна и ни разу в жизни не исполнить свой дурацкий номер про зубы. Все равно что научиться водить машину и получить пожизненное заключение. Я отрываюсь от груши и некоторое время просто стою рядом с ней. Стою и смотрю, как она раскачивается взад-вперед, пока не останавливается. Груша – это я. Не могу объяснить, почему, но она – это я. Я тоже качался-качался и наконец полностью остановился. Понятия не имею, почему. Я вообще понятия не имею, что почему происходит. Например, почему я здесь. Почему я остановился. Почему я раскачивался. Я понятия не имею, почему сегодня утром барабанный бой мне не помог. Почему сегодня я не чувствую себя вождем. И почему я вообще мог себя им чувствовать. Я понятия не имею, почему я занялся боксом. Вернее, занялся боксом и ни разу не боксировал. Понятия не имею, зачем я каждый день плотно заворачиваюсь в полиэтилен, как перестать в него заворачиваться и что это на самом деле значит. Я вдруг понимаю, что не могу вдохнуть. Кажется, меня сейчас разорвет на части; я беру ключи и одежду и ухожу. Я сижу в машине в пропотевшей футболке, выкрутив подогрев на полную, пока не согреваюсь. Потом я бью приборную панель. Костяшки саднит, как когда я пробиваю гипсовые перегородки. На парковку въезжает машина, и в ней сидит фальшивый ямаец Джеко. Он выходит и направляется в зал. При виде него я чувствую себя снежным комом ярости, скатившимся с очень высокого и крутого холма. Я выключаю двигатель и иду за ним. Там я беру защитную пластинку для зубов и надеваю шлем. Заметив меня, он ухмыляется, и я киваю ему с таким видом, что он сразу понимает, что я готов, и тоже надевает шлем и защитную пластину. Какой-то парень помогает нам надеть защиту, и я вылетаю на ринг. Никто не дает сигнал, никто не судит. Мы просто деремся. Я стараюсь метить ему в лицо. Он метит мне в ребра. Меньше чем через минуту появляется кровь – не знаю, чья из нас, и мне плевать. Ради нее все и затевалось. Ради крови. Р-А-Д-И-К-Р-О-В-И. Если бы с кровью из меня вытек Срун, я бы истек ей. Если бы вместе с кровью вылилось все, что делает меня не таким, я отдал бы всю кровь. Я снова и снова бью его по лицу, и его нос истекает кровью. Из него бьет фонтан крови, и все же он не выставляет руки, чтобы защититься, и я вновь бью по открытой цели. «Он – это я, я, я. Он слишком тупой, чтобы закрыть лицо, и я буду бить его. Хорошего дня, неудачник».

Текут минуты – невозможно понять, сколько. Я пытаюсь держать ритм, но Джеко медленный и неуклюжий и не танцует со мной, как неделю назад. Я уклоняюсь от его ударом в голову, и он снова бьет меня в живот. А я пользуюсь возможностью расквасить ему нос еще сильнее.

Сначала он что-то говорил. Не знаю, что. Бросал какие-то фразы, чтобы завести меня, между ударами. Теперь он молчит. И тяжело дышит ртом. Думаю, он молится, чтобы кто-то позвонил в колокольчик и остановил нас. Но никто нас не останавливает, и я продолжаю погружать кулаки в фонтан крови. У меня трещат ребра. Я чувствую, как они ломаются. Это прекрасное чувство. Как будто ребра – тюремная решетка, за которой томятся мои внутренности. Джеко ломает решетку. Всю решетку. Ребро за ребром, Джеко освобождает меня.

Эта мысль сбивает меня. Я вдруг понимаю, что напортачил. Роджер будет очень недоволен. Я начинаю прикидывать, будет ли Ханна навещать меня в тюрьме, и фальшивый ямаец застает меня врасплох ударом в голову – куда-то в щеку, – так что я чуть не сворачиваю себе шею. Мне едва удается устоять на ногах, но я поднимаю левую руку, блокируя удар, немного отхожу назад и пытаюсь отдышаться. Такое чувство, как будто мы дрались целый час. Он стоит, согнувшись пополам, и истекает кровью. Он устал. Он еще несколько раз пытается ударить мне в голову, но я уклоняюсь, блокирую и снова бью его в живот и грудь, так что он задыхается и сгибается пополам, а я бью его коленом в лицо и в лоб, и он пятится, и я пинаю его, как будто я дикий дверь. Я действительно зверь. Джеко разрушил мою клетку.

– Эй! Эй! – кричит кто-то. Это тренер Боб. – Боже, парни, какого хрена? – До сих пор в моем мире существовал только ринг. Теперь появился Боб. А из Джеко течет река крови. – Чувак, какого черта? – повторяет Боб. Я быстро и тяжело дышу, и не могу закрыть рот из-за защитной пластины, и вдруг понимаю, что он меня спрашивает: чувак, какого черта?

Джеко тоже молчит; Боб засовывает что-то ему в ноздри и промывает ему лицо влажной губкой, чтобы понять, где у него порезы. Я продолжаю танцевать. Подпрыгивать. И выжидать. Мое тело переключилось в режим разрушения. Боб подходит ко мне и жестом показывает, чтобы я вытянул вперед руки в перчатках. Он стягивает с меня перчатки: мои кулаки превратились в окровавленные клюшки.

– Ты что, даже не замотался? – спрашивает он. У меня в голове звучит эхо: «Ты что, даже не замотался?»