Парень из реалити-шоу (ЛП)

Отшутиться – мой потолок в общении с Лизи. Я понимаю, что она понимает, что я скучаю. Но не думаю, что она осознает, насколько нужна мне. Я знаю, что это эгоизм, но иногда я просто не понимаю, как она так легко уехала на другой континент и оставила меня одного со всеми этими людьми. Как она могла уехать и даже не звонить мне?

– Дай свой номер, – прошу я Ханну.

Она называет мне номер, улыбаясь, и моя злость утихает. Может, мне правда не хватает чувства юмора. Я добавляю ее в контакты и набираю сообщения: «Я придумал пятое правило не потому, что не хочу». У нее звенит телефон, она читает сообщение, добавляет меня в контакты и отвечает: «Знаю».

– Помнишь, как ко мне ехать? – спрашивает она, когда мы вырываемся со школьной парковки.

– Ага.

– Да уж, такое, наверно, поди забудь, – вздыхает она. – Кстати, теперь ты встречаешься с дочерью мусорщика, как ощущения?

– Ты не дочь мусорщика! – протестую я.

– Я знаю, кто я, необязательно мне объяснять. Я прожила тут всю жизнь, – говорит она. – Это очень мешает жить.

Я киваю.

– Знаешь, – продолжает она, – сколько родителей готовы отпустить детей к дочке мусорщика с ночевкой? Ноль. Знаешь, сколько родителей отпускают детей поиграть у нас дома? Да, тоже ноль. А сколько народу приходит на Хэллоуин? Даже не знаю, примерно ноль.

– Да ладно, они противные, – успокаиваю ее я.

Она кивает и спрашивает, хочу ли я послушать ее панк-рок-песню о том, как живется дочери мусорщика. Я не успеваю ничего ответить, и она начинает петь. Не уверен, что это можно назвать песней, потому что она вся состоит из крика, визга в середине, еще крика, кучи ругани в кульминации и вопля, похожего на предсмертный, в самом конце.

– Здорово, – замечаю я.

– Слышал бы ты ее с гитарой, так гораздо лучше, – отвечает она.

– Ты играешь на гитаре?

Она наматывает на палец волосы:

– Ну… нет, но… мой бывший играл.

– А.

– Прости.

– Все нормально, – отвечаю я. – Мы же оба как-то жили до того, как начали встречаться.

Произнеся эти слова, я понимаю, что до этого особо не жил. То есть, конечно, я жил, но… «ой, да ладно, это же весело».

Мы выезжаем на дорогу. Ханна спрашивает:

– Ты точно не хочешь остановиться на парковке и поцеловаться?

– По-моему, нарушать правила в первый же день – плохая идея, – отвечаю я. – Тогда мы продолжим нарушать все остальное.

Если честно, мне кажется, если мы будем сейчас целоваться, я просто умру от боли. Моя грудная клетка просто трещит по швам, и я хочу только побыстрее добраться домой и ограбить мамину аптечку. Я очень рассчитываю на несколько сильнодействующих таблеток.

– Тогда не хочешь остановиться и просто поболтать? – спрашивает она. – Не хочу пока домой. Мне слишком много всего надо сделать. Боюсь, я сегодня не лягу.

– Правда? – спрашиваю я, въезжая на парковку перед бейсбольным стадионом. – Я уже забыл, сколько домашних заданий в обычной программе.

– Я уже сделала задание, – отвечает Ханна. – Мне просто надо сделать много хрени, которую я должна делать по вторникам. Перестирать кучу всего. Приготовить ужин. Помыть посуду. Развесить белье, доделать кое-чего из задания, потом убрать в квартире. Потом можно ложиться. Мне повезет, если управлюсь до полуночи.

– Ты сама себе стираешь? – Я вдруг чувствую, что меня балуют, как ребенка. Мама до сих пор стирает все за меня. Она складывает мои трусы ровными квадратиками.

– Я стираю за всех. – Она хихикает: – Да блин, я все делаю за всех. Я дочь мусорщика на полной ставке.

Я улыбаюсь, продолжая чувствовать себя маменькиным сыночком с аккуратно сложенными трусиками.

– Все, кроме мусора, – завершает она. – Я не продаю мусор, не копаюсь в мусоре, не сортирую мусор, не покупаю мусор и вообще этот сраный мусор не трогаю. Но все остальное – моя работа.

– Ого.

Я вспоминаю три шага ТелеТёти и ее слова об ответственности и о том, как дела по дому делают детей независимыми, но это, кажется, перебор.

– Почему так? – спрашиваю я.

– Они слишком заняты телевизором и ожиданием телефонного звонка о том, что моего брата убили.

– Ничего себе.

– Ага.

С минуту мы молчим.

– Ты поэтому ходишь к мозгоправу?

Она пожимает плечами:

– Не-а. Мама думает, мозгоправ поможет мне… ну… быть менее странной.

– Ты не странная.

– Мы оба странные, – повторяет она. – Ты хотел сказать, что быть немного другим нормально.

– Вот именно.

– Да, но мой мозгоправ в это не верит. Она, наверно, типа Марты Стюарт среди мозгоправов. Она того и гляди оденет меня в платье и заставит заниматься скрапбукингом.

– Никакого скрапбукинга! – хихикаю я. – Нужно ввести такое правило. И не слушай мозгоправа, ты просто идеальна.

Я разглядываю ее секунду дольше, чем нужно, она смущается и опускает взгляд на колени.

– Думаю, пора по домам, – говорит Ханна. – Хотя, конечно, можно поехать к Ханне и поздороваться с рыбками, – добавляет она.

Я очень хотел бы так и сделать, но у меня встреча с Роджером.

– У меня через час мозгоправ, – вздыхаю я. – Может, завтра?

Я выезжаю с парковки и еду к ее дому.

– Высади тут, – просит она, когда мы подъезжаем к почтовому ящику.

Она наклоняется ко мне, как будто хочет быстро чмокнуть меня на прощание, потом отстраняется: