Парень из реалити-шоу (ЛП)

Я приезжаю настолько заранее, что первый паркуюсь на школьной парковке. Я лезу в рюкзак и достаю библиотечный экземпляр «Ромео и Джульетты»: нормальный английский на одной стороне разворота и шекспировский – на другой, – который начал читать вчера ночью. Я читаю и удивляюсь, что что-то попадает мне в голову, а потом злюсь, что не верил в это. Я не умственно отсталый. Это у мамы винтика в голове не хватает. Ей нужно, чтобы я отставал в развитии, лишь бы Таша была счастлива. Она хотела, чтобы Лизи никуда не поступала, лишь бы Таша была счастлива. Какая же жесть. «Да ладно тебе, это же весело».

Я пытаюсь найти в этом что-то веселое: разве не забавно, какие все вокруг тупые? Не я! А моя мама! И ее старшая дочь! Какая ирония, а?

Когда Ханна садится за наш обеденный столик, я продолжаю читать «Ромео и Джульетту» и как раз дохожу до строчки: «Читаю мою судьбу в несчастии моем». Я читаю дважды, а потом подглядываю на соседнюю страницу, где все написано нормальным языком, убеждаюсь, что понял правильно, и радостно смеюсь.

– Над чем смеешься?

Не могу же я сказать Ханне, что я просто радуюсь, что не умственно отсталый:

– Ни над чем. Просто Шекспир – забавный парень.

Она кивает и садится за столик:

– И правда. Читал уже «Сон в летнюю ночь»?

– Не-а.

– Уморительная книга.

Я вдруг снова чувствую себя тупым. Тупым быть очень просто. Здесь, в городе Тупоград, вообще никакого стресса. Если все ждут, что ты вырастешь тупым, то ты можешь спокойно повсюду срать или не читать «Сна в летнюю ночь», твоя жизнь так и так уже полный ноль.

– Джеральд? – окликает Ханна. Я смотрю на нее, не прекращая думать, насколько же удобнее быть тупым. – О боже, – вздыхает она, – иногда с тобой слишком сложно разговаривать.

– В смысле? – спрашиваю я, как будто обиделся, потому что мне не нравятся ее слова.

– Я сказала, что иногда с тобой сложно разговаривать, – повторяет она. – Потому что ты погружаешься в какой-то свой мир. – Она говорит, листая учебник, как будто не злится. Или правда не злится, не понимаю. – Ты всегда так делал, – добавляет она.

– В каком смысле? – переспрашиваю я. – В каком смысле – всегда? С прошлой недели, что ли?

– Нет, Джеральд, в смысле – с самого детства. Еще в шоу. Там ты тоже так делал.

Тут я понимаю, почему именно Джеральду Фаусту лучше ни с кем не встречаться. Очень сложно заводить отношения, когда все всё про тебя знают. И уже успели как следует поразмыслить над причинами твоих поступков. И все уже знают, с чем у тебя проблемы. И все знают тайны твоего прошлого. И все думают, что знают, как тебе помочь. Потому что все верят тому, что видят по телевизору. Потому что никто еще не понял, какая это все хрень.

– Ты ни хрена не знаешь о моем детстве, и ты не только нарушила третье правило, но и ни хрена не понимаешь, о чем говоришь, и сказала полную чушь.

Она смотрит на меня во все глаза. Кажется, она в шоке.

– Я требую извинений, – продолжаю я. Потом встаю и собираю вещи.

– Но это правда, Джеральд. Ты действительно все время уходил в свой мир, – настаивает Ханна. – И до сих пор уходишь.

– Ты вообще не знаешь, о чем говоришь, – взрываюсь я. – Ты просто чертова дура с промытым мозгом, как и они все, – говорю – ладно, бормочу под нос – я, проходя мимо нее к дверям кафетерия.

Я обедаю в коридоре перед кабинетом Флетчера, рядом едят Дейрдре и Дженни, разговаривая за едой о телешоу. Мама положила мне с собой свой коронный сэндвич с куриным салатом, и он совсем не такой вкусный, как на прошлой неделе. Наверно, потому что я начинаю понимать: она хочет, чтобы я не мог нормально учиться, и это все равно что желать мне жизни в инвалидной коляске… лишь бы Таша бегала быстрее всех. Нужно очень много порций идеального салата с курицей, чтобы я перестал это понимать.

========== 40. ==========

– Ты назвал меня безмозглой дурой! – возмущается Ханна. Она провожает меня до машины, хотя я не предлагал подвезти ее, и садится в машину, как раз когда я собираюсь предупредить, чтобы не садилась. Заметка на будущее: «Теперь буду запирать машину».

– Что молчишь? Назвал же?! – кричит она.

– Нет, – отвечаю я. Отлично, я обречен на холодную войну с визжащей как тормоза шестнадцатилетней девушкой. Как хорошо, что мы ввели правило номер пять. Как хорошо, что все не успело зайти слишком далеко. – И кстати, кто позволил тебе сесть в мою машину?

– Ты назвал меня безмозглой дурой! – повторяет она.

Я смотрю ей в глаза:

– Нет, не называл. Я сказал, что ты дура с промытыми мозгами, как и все остальные телезрители, которым кажется, что они знают Джеральда Фауста, а на самом деле они не знают о нем ни хрена. И нет, я не собираюсь извиняться. Ты сильно нарушила правило номер три. Ханна, использовать против меня что-то, что ты в детстве видела по телевизору, недопустимо.

Я открываю водительскую дверь, вылезаю, обхожу машину сзади и, как настоящий джентльмен, придерживаю ей пассажирскую дверь. Я стою так, пока она не выходит и не идет ловить автобус, потом снова обхожу машину и сажусь за руль. Тут я замечаю, что она серебристым маркером написала на приборной панели слово «МУДАК».