Парень из реалити-шоу (ЛП)

Я уже почти забыл, какая адская хрень эта ночь Долларов. Мы распродаем наши четыреста хот-догов еще до третьего периода. А перед этим какой-то противный старикашка жалуется, что его хот-дог остыл, мы говорим, что остыла только булка, на что он заявляет, что холодная булка – это холодный хот-дог и нам надо разогревать булки, и желает вернуть недоеденную половину хот-дога и получить обратно свой доллар. Когда Роджер корчит из себя психоаналитика, он иногда рассказывает про такое явление. Это называется «сдвиг приоритетов». Старикан так громко орет о температуре хот-дога, что не может понять, что возвращать половинку хот-дога – это бред.

В этот день сдвиг приоритетов рано или поздно настигает каждого. Но, похоже, одних больше, чем других. Я вспоминаю наставления Роджера о «правой дороге». Он научил меня не только отказываться от слов типа «должен» и «заслуживаю», но и отвечать за свои поступки. Поэтому я, например, без проблем признаю, что в субботу прокусил Таше руку. И ни о чем не жалею. Вообще, я не жалею и о том, что назвал Ханну дурой с промытым мозгом. Но Роджер верно заметил: чтобы оказаться на правой дороге, достаточно вести себя так, как будто ты уже на ней. Значит, я начну свой ход в игре с Ханной с того, что первым попрошу прощения. Чтобы это была уже ее проблема, а не моя. Роджер называет это «вытереть доску».

Перед самым закрытием у нас появляется передышка. Я подхожу к Ханне – та корчит злую гримасу – и говорю:

– Знаю, со мной иногда сложно общаться. Да, я иногда ухожу в свой мир. Я делаю это специально. – Я переминаюсь с ноги на ногу, потому что гримаса Ханны никуда не исчезает. – Потому что я никому не доверяю… ну… ты знаешь, почему. Люди не слишком достойны доверия, а еще они любят вспоминать мое прошлое и всякое такое и это не очень приятно. – Она не отвечает. – Прости, пожалуйста, что я сорвался за обедом. Просто очень многие верят всему, что видят по телевизору, и я не хотел бы, чтобы ты была одной из них. Кстати, когда ты наконец поймешь, что писать на моей машине было не очень умно, я с радостью приму извинения.

С этими словами я ухожу к стойке с приправами и начинаю перетаскивать контейнеры с кетчупом, горчицей и соусом барбекю. Зрители ночи Долларов страшные грязнули. Мне два раза за вечер пришлось выйти из-за кассы и убрать за ними мусор, а теперь все снова загажено – в основном обертками от хот-догов. Тут на каждом шагу урны, но они бросают обертки где попало, как будто такое поведение приемлемо. А уж можете мне поверить, в приемлемом поведении я разбираюсь лучше них.

========== 41. ==========

После сегодняшнего нужно долго отмывать духовку для хот-догов, и это работа для кого-нибудь мускулистого. То есть моя работа. Когда я заканчиваю и отношу в мойку поднос, все уже закончили и парень из четвертого окошка начинает мыть пол. Ханна сняла форменную футболку кассиров РЕС-центра и стоит в черной неформальской майке с надписью «Сам туда иди». Проходя мимо нее с чистым и сухим подносом, я спрашиваю:

– Тебя подвезти домой или за тобой приедет отец?

– И что ты хочешь сказать? – спрашивает она в ответ.

Я молча иду дальше. Все, моя совесть чиста. Я попросил прощения и ответил за свои поступки. Я возвращаю поднос на место, забираю куртку из закутка у седьмого окошка, захожу в туалет, делаю свои дела, мою руки и проверяю, не осталось ли на лице следов жира или соуса барбекю.

Выйдя из ванной, я врезаюсь в какую-то знакомую женщину и не могу понять, кто это. Потом она улыбается и раскрывает объятия, и я морщусь от боли в ребрах. Хоккейная Дама оглядывает меня и спрашивает, как дела.

– Все отлично! – отвечаю я достаточно громко, чтобы услышала Ханна, которая явно наблюдает за мной.

– Хорошо, – отвечает дама. – Я за тебя беспокоилась.

– Мне через неделю семнадцать. Еще год – и уеду куда подальше.

Они кивает:

– И что попросил на день рождения?

– Карточку на газ. Так я хоть немножко к колледжу накоплю, а не потрачу все на топливо.

– Практично, – кивает Хоккейная дама. – Весь в отца.

«Если до сих пор жить в браке с плюющей на своих детей погруженной в журналы дурой – это практично, то конечно», – думаю я.

Она снова обнимает меня:

– Если на следующей неделе не увидимся, то с днем рождения тебя, Джеральд. Уже семнадцать… – она качает головой. – Я очень рада, что ты жив и здоров.

– Я тоже.

– Рада, что они тебя не уморили.

Она уходит, а у меня в голове звенит: «Они тебя не уморили».

Подходя к двери пятого киоска, я снимаю форменную футболку и чувствую, как вместе с ней поднимается край второй футболки, а значит, Ханне открывается отличный вид на мое страшно мускулистое и страшно же отбитое тело. Я расправляю футболку медленно и со вкусом. Потом подхожу к Бет и спрашиваю, нужна ли еще моя помощь.

– Нет, спасибо, – отвечает она.

– Точно?

Мы улыбаемся друг другу. Бет точно понимает, что я задумал.

– Все в порядке? – спрашивает она.

– Абсолютно.

Она улыбается:

– Не оглядывайся, но Ханна ждет у дверей, – сообщает она. – Хочешь завтра работать во втором окошке?

– Я хочу в седьмом, – очень серьезно отвечаю я. – Как и всегда.