Кивнув, я перебираю свои мысленные заметки. Замечаю, что Ной не назвал того парня по имени (впрочем, это почти наверняка Питт, которого упоминала его сестренка). Замечаю, что Ной все время смотрел на меня, а не на воду и не туда, куда мы держали курс, – он не просто рассказывал свою историю, а преподносил ее мне. Замечаю у него в глазах надежду и ожидание, стремление донести до меня глубинную суть своих слов. В какой-то мере у него получилось. История Ноя напоминает мой роман с Кайлом, хотя у нас получилось немного иначе. В несправедливости и жестокости Кайлу не откажешь, однако намерения у него были менее четкими, менее обдуманными. Ну или мне хочется так думать.
Я немного рассказываю Ною о Кайле – как же иначе? – и о своих самых провальных свиданках. Смешных историй у меня больше, чем душещемящих. Например, свиданка вслепую в седьмом классе с парнем, который заправлял рубашку в трусы, а штанины в носки, потому что «так спокойнее». Или про парня из летнего лагеря, который хихикал, стоило мне употребить наречие. Или про финна, учившегося у нас по обмену, который на каждой свиданке просил меня изображать Молли Рингуолд.
Мы делимся историями, безмолвно договорившись о том, что обсуждаем плохих бойфрендов и неудачные свидания не потому, что у нас плохое свидание, и не потому, что мы плохие бойфренды. Мы забываем, что многие из предыдущих наших романов (с Кайлом – определенно, с Питтом – вероятно) начинались так же. Прежнюю жизнь мы набрасываем карандашом для контраста с цветным кино настоящего.
Так мы объявляем наше начало.
Мы говорим о школе и о ребятах из нашего города. Я говорю ему о своем брате, он мне – о своей сестре. Через какое-то время у нас кончаются силы вращать педали и углы пересечения пруда. Мы оставляем педали в покое и качаемся на воде. Мы вытягиваем ноги, разваливаемся на сиденьях. Я кладу руку на плечи Ною, Ной кладет руку на плечи мне. Мы закрываем глаза и подставляем лица солнцу. Я разлепляю веки, всматриваюсь в изгиб его подбородка, в его гладкие щеки, в его растрепанные волосы. Вот на него падает моя тень: я тянусь к нему и целую разок, но долго-долго.
Наше начало мы объявляем еще и так.
Потом солнце начинает садиться, и мы возвращаемся к закрытию проката. Мы добираемся до станции, и ее владелец кивает в знак одобрения того, что «Аделин» благополучно вернулась домой.
Когда мы возвращаемся обратно через парк, нам встречаются другие люди, в основном местные завсегдатаи. Старый Дрэг-квин сидит на своей скамье, ностальгируя по Бродвею двадцатых годов. За две скамьи от него Молодой Панк в голос кричит о Сиде, Нэнси[29] и зарождении бунта. Без заинтересованных слушателей Старый Дрэг-квин и Молодой Панк остаются редко, но, когда толпа расходится, они садятся рядом и делятся воспоминаниями о случившемся задолго до их рождения.
Я объясняю все это Ною и с восторгом наблюдаю, как у него в глазах отражается изумление. Экскурсия по городу продолжается, и Ною все в новинку: кафе «Отмороженное», где крутят фильмы ужасов, пока посетители ждут свои вафельные стаканчики с двумя шариками мороженого; игровая площадка начальной школы, где я делился всеми своими секретами с гимнастическим снарядом «джунгли»; алтарь Pink Floyd на заднем дворе местной цирюльни. Многие любят повторять, что живут на задворках вселенной: мол, где-то (в другом городе, в другой стране) им будет лучше. Но в моменты вроде этого я чувствую, что живу в самом центре вселенной. Мы нарезаем круги возле жилого комплекса Ноя, заходим на территорию, нарезаем круги вокруг его дома. Ему нужно вернуться к определенному времени, и я не уверен, зовет он меня в гости или нет.
– Родители оба будут дома, – объясняет свою нерешительность Ной.
– Меня это не пугает, – отзываюсь я.
Ной продолжает сомневаться.
– Они не похожи на твоих родителей, – предупреждает он.
– Так это же здорово!
– Не думаю.
Внезапно я представляю себе родителей Тони, которые свято верят, что мы с Джони – парочка, и лишь поэтому отпускают сына с нами. Еще они верят, что Тони управляется кнопками: нажмешь на нужную – отключишь сыну тягу к мальчикам и вернешь его на путь праведный.
– Они знают, что ты гей? – спрашиваю я Ноя.
– Им по барабану. А вот в других отношениях… В общем, приоритеты у них странноватые.
Круги мы больше не нарезаем, остановившись перед его домом.
– Да какого черта?! – восклицает Ной. Мы переступаем порог, и он кричит: – Я дома!
Из дальней комнаты доносится голос Клодии:
– И кого это волнует?
Мы направляемся на кухню за фруктовым льдом, и я не могу не заметить три кредитки, лежащие на разделочном столе.
– Мам, пап, я дома!
Клодия заплывает в прихожую.
– Ты дома, а они нет. Но привет тебе передают. Нам разрешено заказать любую еду. Главное – пользоваться «Юнайтед-кард». Оплаты с нее им нужнее, чем с «Континентала».
– Куда они пошли? – уточняет Ной.
– В ресторан на праздничный ужин. Маму наконец приняли в клуб «Коммандер». Теперь она имеет право на посещение лаунж-зон клуба во всех крупных аэропортах, что включает бесплатный кофе и бесплатный интернет.