– В чем дело? – спрашиваю я, испугавшись, что он догадался, в чем дело, и сейчас выгонит меня за мысленную неверность.
– Я должен кое в чем признаться, – отвечает Ной. – Мне тяжело смотреть этот фильм.
– Почему?
– Когда я в первый раз… ну… ходил к Питту домой, мы смотрели как раз его.
Лицо у Ноя сама серьезность и озабоченность. Я гляжу на него… и начинаю хохотать. Не потому, что мне смешно (хотя во многом смешно), а потому, что стало легче.
– Я прекрасно тебя понимаю, – отзываюсь я и вскользь упоминаю Кайла, опустив и имя, и последние события.
Наш вечер спасен.
Остаток фильма мы пережидаем на кухне. Ной приносит «Поваренную книгу Винни-Пуха», и мы решаем испечь лимонные квадратики.
– Вы оба чокнутые, – заявляет Клодия, когда по окончании фильма приходит на кухню и обнаруживает нас с Ноем припорошенными сахаром и мукой.
– Вот спасибо! – благодарит Ной. Я делаю реверанс. Клодия говорит, что идет спать.
Возможно, дело в Клодии, затаившейся у нас над головами, но остаток вечера мы с Ноем бурно чувства не проявляем. Наслаждаемся легчайшими прикосновениями: чуть задеваем друг друга, вытаскивая лимонные квадратики из духовки, проводим ладонью по ладони, когда тянемся, чтобы выключить духовку, прижимаемся плечом к плечу, когда моем миски, в которых замешивали тесто.
Родителей Ноя все нет, а мне уже пора домой. В нашу беседу закрадывается усталость.
– Давай встретимся до звонка на первый урок, – предлагаю я, подняв руку, чтобы коснуться его волос.
– Давай, – отвечает Ной, в ответ треплет меня по голове и целует на прощанье. Выбравшись на улицу, я делаю глубокий вдох. Да, Кайл по-прежнему маячит на задворках моего сознания, но, кажется, мне удается удерживать Ноя на переднем плане.
Невысказанное
Встретив Ноя утром понедельника, я чувствую: что-то изменилось во мне, в нем, в нас. Прежде дело было в надежде и в ожидании. Теперь оно в надежде, в ожидании, в нахождении рядом. Я желаю быть рядом с ним не потому, что имею смутное представление о том, каково это, а потому, что уже был с ним рядом и хочу еще.
Мы обсуждаем наши школьные утра и очень многое оставляем невысказанным: хореографию обмена записками, радость от встречи друг с другом, наши опасения, наше нежелание демонстрировать чувства прилюдно. Звонок зовет на первое занятие, а я так и не понимаю, как нам быть: есть ли способ продемонстрировать, что с недавнего времени мы стали ближе, не уподобляясь парочкам, у которых что ни день, то смачный поцелуй в школьном коридоре?
Ной отвечает на мои вопросы, не успеваю я их озвучить.
– Увидимся, – обещает он, молниеносно проведя пальцами по моему запястью. Его прикосновение как свежий ветер; я дрожу, словно от поцелуя.
На урок французского я прихожу, чувствуя себя самым настоящим везунчиком.
– Хорошо провел выходные? – спрашивает Джони, едва я усаживаюсь перед ней.
– Прекрасно, – отвечаю я.
– Извини, что не звонила. Я была с Чаком.
«Конечно, как же иначе».
На подробности у Джони нет времени: миссис Каплански начинает спрягать французские глаголы. По правилам школы наш разговор переходит в кратко-записочную фазу.