Слезы снова потекли по ее щекам, и старушка, направив гостью ко гробу умершей, поспешила на время удалиться, «припудрить носик», как сказала она сквозь слезы.
Аманда осталась в комнате с гробом умершей наедине. Облаченная в свое лучшее платье, с живыми цветами в каштановых волосах, миссис Коупленд казалась всего лишь уснувшей... И только наличие гроба, сложенных рук и сладковатого запаха разложения, который даже аромат белых лилий с трудом мог перебить, говорило о том, что проснуться ей уже не придется.
Увы, никогда.
Аманду слегка затошнило то ли от запаха лилий, то ли от ощущения безысходности, так и веющей от погибшей во цвете лет женщины. Здесь, у гроба чужого ей человека, она вдруг с ясностью поняла, как быстро все может перемениться... Как важно уметь не откладывать жизнь на потом. Ценить ускользающее мгновение, словно дар. Драгоценность, которая больше не повторится!
У нее стиснуло горло.
На глазах выступили слезы.
Она едва сумела взять себя в руки, как в комнату кто-то вошел, встал у гроба подле нее.
– Миссис Уорд, – услышала она мягкий мужской голос и, наконец, поглядела на его обладателя.
Это был Дэвид, друг из далекого детства, – она с трудом узнала его.
– Мистер Коупленд.
Он улыбнулся, очень теплой и грустной улыбкой.
– Просто Дэвид, если не против. Франция сделала из меня радикала... Но ручку даме я все-таки поцелую. – И он поцеловал ее руку. Потом поглядел на умершую мать, и улыбка сбежала с его лица: – Бедная матушка! – произнес он одними губами. – Ей никогда не нравились лилии, а теперь...
– Мне так жаль, что это случилось. Твою матушку очень любили... Ни один не сказал о ней плохо, а ты знаешь, насколько безжалостны люди.
Молодой человек усмехнулся.
– Неужели даже любовником не укорили? Этим франтиком с напомаженными усами, что годами был младше ее собственного ребенка.
Аманда смутилась, не зная, что на это ответить. Досужие сплетни были мало ей интересны, к тому же она слишком долго отсутствовала в столице. Этот скандал прошел мимо нее...
– У любви подчас странные лица, – наконец отозвалась она, и Дэвид поглядел на нее с любопытством.
– Считаешь, она была влюблена в этого мальчика?! – осведомился он все с той же насмешливостью в голосе. – Как бы не так. Поначалу ее, возможно, и увлекало его юное тело, эти внимание и мнимое обожание, но потом он порядком ей надоел. – И с напором: – Будь уверена, это Лайонс подарил ей отравленные конфеты!
– Но зачем? – осведомилась Аманда. – Зачем ему делать такое?
– Затем, что матушка содержала его, разве не понимаешь? Смазливый мальчишка из обедневшей семьи, но с большими амбициями, он присосался к ней, словно клещ. И явно был бы не рад лишиться подобной кормушки!
Аманда спросила:
– Тогда какой ему смысл лишать ее жизни?
– Такой, что у матери был кто-то другой, и Лайонс мог захотеть отомстить за измену.
Смена не задалась с самого начала: парочка дебоширов и воришка зеленых яблок на Ковент-гарденском рынке изрядно его погоняли, вымотав силы. Джек подумал тогда, что точно не станет скучать по ужасной работе, когда под шлемом чешется голова, а неудобная обувь кажется кандалами...
Он впервые решил, что порадуется избавлению.
И припомнил прошедший вечер...
Мара ему рассказала про свои изыскания в городе: про расспросы о синей тележке торговца кошачьей едой, о том, как узнала хозяина и наведалась к нему в дом.
И о том, что выяснила про мертвых животных...
– Он никак с этим делом не связан, – сказала она. – Та богачка умерла как-то иначе! Ее любовничек потравил, этот самый, с серебряными висками.
Джек решительно покачал головой.
– Ее ухажер был в нашем участке, явился давеча сам, и инспектор с ним побеседовал. Он ненамного старше меня... Молод и вовсе не сед. Да и конфет, если верить его же словам, возлюбленной не дарил!
Мара фыркнула.
– Нашел, кому верить. Такие, как он, наплетут – дорого не возьмут! – И добавила: – Это не наше дело. Не твое оно, Джек, пусть другие его и решают! Ты о нас лучше подумай. – И взмолилась, как никогда еще прежде: – Умоляю, уедем вот прямо сейчас! Меня больше ничто здесь не держит. Вызовем кэб и отправимся на вокзал...
Каждый раз, как она говорила такое, его сердце ухало в самые ноги, там же и оставалось, пока мгновенная паника не унималась.
Хотел ли он, в самом деле, уехать?
И что так страшно пугало его?
– К чему эта спешка? – спросил он как можно спокойней. – Дождемся нового дня, я получу недельное жалованье. Деньги нам точно не помешают!
И Мара так на него посмотрела – словно кнутом стеганула – спросила:
– Дело только в деньгах? Или в ком-то другом, до сих пор имеющем власть над тобою?
Что он ответил? Кажется, отпирался. Точно так, как делал всегда, и почти убедил собственное сердце.
Только вот для хорошего самообмана нужны время и километры дороги.
А еще лучше – безбрежный Атлантический океан.
Еще бы узнать, что с миссис Коупленд приключилось...
Кто ее отравил и с какой конкретною целью?