Паренек из Уайтчепела

– Тогда хватит вести себя как ребенок. Тебе впору нянчить своих... – Она окинула девушку еще одним взглядом. – Надеюсь, ты не бесплодна? – осведомилась, снова сжав губы.

Аманда знала, что именно так все и будет: упреки и наставления, наставления и упреки. И пусть в словах матери была правда, слышать ее хотелось меньше всего – слова сочувствия и любви, вот чего не хватало Аманде.

– Матушка...

– Что?

– Помните Мейбери... – Два простых этих слова подкинула леди Ривесрстон с места словно пружиной.

– Не желаю и вспоминать.

– И все-таки... – Дочь ее тоже поднялась на ноги. – Помните, как все было тогда? Скажите мне только одно: я была виновата? Вы считаете, я спровоцировала его?

Леди Риверстон, сидевшая у камина, так, что блики огня хороводом плясали на ее бледной коже, дернула головой.

– Что за странные мысли, Аманда! – выдохнула она. – Мей... этот безумец, – не пожелала она называть его имя, – был не в себе. Так бывает, когда живешь под палящим безжалостным солнцем: оно иссушает мозги. Твой отец именно так и считал, и я склонна верить ему. Зачем ты спрашиваешь об этом? Снова напоминаешь...

– Те девушка, мама... они умерли из-за меня...

– Вовсе нет. Не желаю и слышать такого! – отмахнулась ее собеседница. – Ты не в ответе за поступки безумца. Выброси это из головы!

Аманда вдруг ощутила, как эти простые слова бальзамом пролились ей на душу и, бросившись к матери, она крепко ее обняла. Не привычная к ласкам леди Элизабет Риверстон неловко замерла, словно окаменевшее изваяние под взглядом медузы-горгоны...

– Ну-ну, – сказала она, – право слово, что за порывы... Ты всегда была странным ребенком, Аманда, но пришло время взрослеть. Тебе больше не десять... И хватить тискаться.

Девушка отстранилась с улыбкой.

– Спасибо за ваши слова, – сказала она. – Мне было важно это услышать.

В тот вечер, лежа в постели, Аманда долго боролась с собой: желание прибегнуть к заветному средству казалось почти нестерпимым. Уже встав с постели и взяв в руки флакон, она все-таки замерла засомневавшись... Руки тряслись. Тело дрожало... Что с ней такое? Началось привыкание? От страха ее затрясло еще больше.

Но ведь она принимала всего лишь по несколько капель...

Да и сейчас приняла бы не больше...

Так, капельку, чтобы уснуть.

Всего лишь одну...

Она откупорила крышечку и поднесла флакон к носу...

Только капельку... а потом она бросит...

«В любом случае, постарайтесь не злоупотреблять лауданумом. Особенно в вашем нынешнем состоянии...»

Но она и не думала делать что-то подобное...

Только капельку, чтобы дать себе отдых.

Стакан с водой стоял здесь же, налитый, и Аманда накапала в него лауданум. Капля, две, три... Поднесла его было к губам, но руки дрожали так сильно, что стекло клацнуло прямо о зубы.

Девушка ахнула, задохнувшись от нового приступа страха, и в сердцах запустила стаканом о стену. Осколки дождем разлетелись в разные стороны... В коридоре раздались шаги.

– Аманда, – услышала она взволнованный голос, – что происходит?

Это был Джек, ее якорь в бушующем море.

Она бросилась к двери, распахнула ее и скорее, боясь передумать, сунула злополучный флакон ему в руку.

– Пожалуйста, не давай мне этого принимать! – взмолилась дрогнувшим голосом. – Забери его, выбрось куда-нибудь...

– Что это?

– Лауданум. Без него я не сплю в последнее время...

– Так вот почему ты ходила во сне... – понял Джек, стиснув флакон побелевшими пальцами. – Ты не должна было его принимать. Опиум убивает!

– Вовсе нет, – возразила Аманда, – доктор сам прописал мне это лекарство, просто я... просто я не должна... больше нет... Джек, – метнулась Аманда по комнате, – я не знаю, что делать. Посмотри, у меня дрожат руки... – Она протянула обе руки, и Джек обхватил их ладонями.

– Обещай, что не станешь принимать лауданум, – он серьезно поглядел ей в глаза.

Аманда тяжело, с надрывом дышала, ее большие, полные нездорового блеска глаза глядели с мольбой.

– Джек, мне никогда не уснуть...

– Обещай, – прервал он ее. – Обещай, если любишь меня...

– Я люблю... – Он глядел строгим взглядом, как будто садовник, готовый выдрать подтачивающий его розу сорняк. – Обещаю, – через силу выдохнула Аманда. И пошатнулась, как будто враз обессилев...

Джек подхватил ее на руки и уложил на кровать.

– Посиди со мной, – попросила Аманда. – Пожалуйста, посиди. Мне страшно оставаться одной... Мне страшно лежать без сна до утра. Это хуже всего, Джек... Бессонница, она хуже всего. Ты хорошо спишь?

– За редкими исключениями.

– Я рада, Джек, я действительно, рада. – Аманда стиснула его руку. – Мне кажется, – сказала она, – рядом с тобой я смогла бы даже уснуть...

– Так и будет, Аманда. Просто закрой глаза...

Утром Аманда проснулась счастливой: она впервые за долгое время уснула сама. Ни гнетущих раздумий, ни бессонницы, ни мучительной пустоты сердца (той, что словно фантомная боль у лишившегося конечности человека) – все ушло, как будто и не было.

А потом она получила письмо... Сразу за завтраком.