Глаза старой женщины, хоть и подернутые поволокой старости, глядели озорно, многозначительно, как будто бы высверливая знания о человеке из самых глубин его сердца. Под этим взглядом Джек совсем стушевался – к счастью, вопрос миссис Пэм, кухарки, отвлек доморощенного оракула в лице нянюшки Грейс от его персоны:
– Так вы, матушка Бриггс, будете с нами ужинать или как?
– С вами, милая, с вами, – отозвалась та, враз помрачнев. – Эта новая гувернантка, мисс Ховард, будь она трижды неладна, упросила меня, оставить их с детьми отужинать в одиночестве, – и без того скуксившееся лицо нянюшки Бриггс сморщилось еще больше. – Считай, выставила меня за дверь детской, словно нашкодившее дитя... Говорит, мол, ей надо наладить с воспитанниками более тесные взаимоотношения, и сделать это непросто, если их старая нянюшка путается у нее под ногами.
– Так и сказала? – всплеснула руками удивленная женщина.
Старуха передернулась всем телом.
– Смысл был именно таков, моя милая. Я достаточно стара, чтобы научиться читать между строк...
Кухня постепенно наполнилась людьми, и, прочитав короткую молитву, слуги приступили к трапезе. Джек, ощущающий себя крайне неловко, оказался зажат между все той же старой нянюшкой Бриггс и лакеем Сэмюэлем, парнем с большим самомнением. Оно выдавалось прямо из его вечно вздернутого подбородка и излишне длинного носа с легкой вмятиной посередине... Казалось, железный штырь, данный ему природой вместо позвоночника, не был предусмотрен для сгибания ни в одном из отделов его идеально ровной спины. Джек безуспешно распрямлял плечи, подстраиваясь под этот безупречный образчик, да только ничего у него так и не вышло, он лишь развеселил нянюшку Бригг, неожиданно хлопнувшую его плечу:
– Ты напомнил мне нашего хозяина, мальчик, – сказала она. – Мастера Джона – да смилуется над ним Господь! Я ведь его еще вот таким на руках держала, – она развела ладони на фута два, не больше, – ох и орущим же он был младенчиком, спасу от него никому не было. Повитуха, призванная принять роды у миссис Чендлер, еще, намаявшись с ним в материнской утробе (младенчик никак не желал выходить, крутился, аки детская юла), так и сказала, хлопая его по гладкой попке: «Козлик ты мой неугомонный! – да как в воду глядела. Таким мастер Джон и рос: неугомонным, резвым, вечно скачущим по дому вприпрыжку... – Старуха расчувствовалась, припоминая былое, черты ее лица разгладились: – Никогда он не ходил спокойно, – улыбнулась она, – все скакал и скакал, а серебряные волосенки так и вились вокруг его головы. – Теперь она глянула на растрепанную шевелюру Джека и даже вздохнула: – Нелегкая ему досталась судьбинушка, мастеру Джону-то, – продолжила она уже без улыбки: – Отец его оказался человеком бессовестным – да простит меня Господь за эти слова! – прокутил семейное состояние за карточным столом да в компании неугодных женщин – так с горя и застрелился, оставив молодую жену вдовой, а сына – сиротой без гроша за душой.
Весь стол притих, вслушиваясь в рассказ старой женщины, и та снова вздохнула:
– Тяжкое это было время, ох, тяжкое, скажу я вам: миссис Чендлер оказалась запертой в этом доме вместе с нелюдимым и чрезмерно строгим свекром... Давешний хозяин был не чета нынешнему: мотовство и самоубийство сына глубоко ранили его, и он считал, что бедная женщина косвенно виновата в случившемся. Не образумила мужа, не удержала от дурного влияния... Ох и лютовал он на нее, бывало – бедняжка чахла день ото дня. Пока однажды так и не поднялась после особенно затяжной простуды... Доктор сказал, силы оставили ее, организм не желал бороться с хворью. Думаю, недоедание и тоска сделали свое дело, подточили и без того хрупкое здоровье. Так мальчик и остался круглым сиротой... – печально выдохнула нянюшка.
Джек подумал тогда, что, верно, портрет мистера Чендлера-старшего они с мисс Блэкни и видели сегодня на чердаке, его и его внука Джона, нынешнего хозяина поместья. А нянюшка между тем продолжала:
– Мальчику тогда лет двенадцать было или чуток больше, не скажу точно – много воды утекло с тех пор – и все-то он говаривал мне, бывало: «Вырасту, нянюшка, – снова богатым стану. Дом заново отстрою – никому не позволю над собой измываться», – рассказчица улыбнулась. – И ведь все так и случилось: и дом отстроил, и уважение местных заслужил, и семью вот какую чудесную заимел...
Джеку стало любопытно, и он поинтересовался:
– А как он разбогатеть-то сумел? – И нянюшка Бриггс похлопала парня по гладкой щеке:
– Так на алмазных приисках и разбогател. Двадцать лет я его не видела, двадцать лет все ждала и ждала... Думала, дом и вовсе рассыпется, пока наш мастер Джон-то вернется. Ан-нет, не рассыпался, дождался хозяина. И вот... – старуха замолчала, погрузившись в свои мысли, казалось, рассказ ее окончен, и можно бы вставать из-за стола, только раззадоренное любопытство не давало Джеку покоя:
– А где эти алмазные прииски находятся? – снова спросил он старую нянюшку.
Та встрепенулась, крякнула, разминая затекшую спину, сказала: