Паргоронские байки. Том 3

— Ты не мог бы немного сгуститься? — попросил он у воздуха. — Пожалуйста.

В рот закапала вода. Всего несколько глотков, но органы поблагодарили и за это.

Следующие часы Жюдаф скрупулезно их восстанавливал. Латал стенки органов и сосудов, сращивал кости и нервы, рассасывал гематому в голове.

Устройство своего организма он знал, как никто. Органы сами всегда докладывали ему, если с ними что-то было не в порядке. Уже много лет он замедлял таким образом старение, не давал развиваться хроническим заболеваниям и к девяноста трем годам сохранил все зубы.

Хотя теперь уже не все. Две дырки во рту появились. Жюдаф, быть может, сумел бы уговорить зубы прирасти обратно, но где их теперь найдешь…

— Ладно, мы восстановились, — сказала наконец печень. — Но прежней я уже не буду. Отныне береги меня еще сильнее и воздерживайся от алкоголя.

Жюдаф ей пообещал.

Поднявшись на ноги, он оперся о стену левой рукой. Надо отлить. Левая рука действовала уже давно, так что пил он много. В карманах осталось несколько бутылок воды — Тьянгерия слишком разозлилась, чтобы с этим разбираться.

Неизвестно, сколько времени он уже тут. Неизвестно, исцелилась ли хозяйка башни или все еще заживляет рану. И совершенно неизвестно, есть ли отсюда выход.

Эта камера — явно не часть игры. Тут можно не искать загадки и скрытые двери. Просто полость в камне, куда Тьянгерия сажает тех, с кем хочет разобраться попозже. Возможно даже, он уже не в Башне Боли.

— Здесь есть проход? — обратился он к каменным стенам.

— НЕТ, — гулко ответило со всех сторон.

— А что вокруг вас?

— ПОМЕЩЕНИЕ, — ответил камень.

Жюдаф задумался. Воздух здесь есть. И не спертый. А он еще и превратил часть в воду — но пока что не задыхается.

Значит, где-то есть вентиляция.

Или это тоже волшебство. Демоническая магия.

— Вы можете меня выпустить? — попросил Жюдаф.

— НЕТ.

— Пожалуйста.

— НЕТ.

— Я могу заплатить.

— ЗАПЛАТИТЬ КАМНЮ?.. ЧЕМ?..

— А чего бы вам хотелось?

— БОЛЬШЕ ВСЕГО Я ЛЮБЛЮ СМОТРЕТЬ, КАК ВНУТРИ МЕНЯ МЕДЛЕННО УМИРАЮТ ТАКИЕ, КАК ТЫ.

Жюдаф поморщился. Даже камень здесь осквернен демоническими эманациями. Из обычной-то темницы он пару раз сбегал таким образом — просто уговорив стену раздвинуться.

Но здесь бесполезно давить на жалость. И бесполезно угрожать — он ничем не может навредить этой стене. Однако если это демоническая стена, ее должна интересовать… выгода.

— В ваших интересах будет выпустить меня, — сказал Жюдаф.

— ПОЧЕМУ ЭТО?

— Подумай. Вы очень крепкие стены, верно?

— ТАК.

— Поэтому из вас никто никогда не сбегал, верно?

— ТАК.

— Поэтому хозяйка никогда не заботилась о том, чтобы улучшить вас, сделать еще крепче. Верно?

— ТАК…

— Если кто-то все-таки сбежит — она увидит, что вас следует улучшить. Вас сделают еще крепче. Еще неприступнее.

Никого умнее тролля такая логика не провела бы. Но камень — это камень. Какое-то время стены обмысливали слова Жюдафа, а потом… начали раздвигаться. Микрочастицы плотнее прижались друг к другу — и в стене появился проход.

Всего на несколько секунд. Но Жюдафу больше и не требовалось. Он метнулся зайцем — и оказался по ту сторону своей камеры.

Причем не где-нибудь, а… о боги. Похоже, это личные покои Тьянгерии. Тут все дышит ее аурой.

Но ее самой тут нет. Возможно, все еще залечивает рану от гохерримского клинка. Возможно, куда-то отлучилась. Возможно, просто занята чем-то в другом месте.

Рано или поздно она обязательно вспомнит о детективе, умирающем в каменном мешке. Вспомнит — и пожелает проверить, что там с ним.

И пока она не вспомнила… Жюдаф окинул покои беглым взглядом. Пушистый ковер. Огромная кровать с балдахином. Детские качели… занятный момент. Трюмо, сервант, гардероб со множеством ярких платьиц… любопытно, кстати, что Тьянгерия носит одежду, как и Гариадолл. Большинство гхьетшедариев ее терпеть не может.

А еще тут были керамические статуэтки. Маленькие, но очень детальные химеры, жуткие смеси людей и животных. Несколько десятков — и все разные.

Интересно, что бы это могло означать.

А рядом с кроватью стояла клетка. Пустая.

— Для кого ты? — спросил Жюдаф.

— Последним во мне сидел Аурицио Пересмешник, великий сказочник, — охотно ответила клетка. — Она заставляла его рассказывать истории. Сказала, что если он тысячу ночей будет рассказывать ей сказки и ни разу не повторится, она его освободит.

— Он смог?

— Смог.

— Она его освободила?

— В некотором смысле. Она вырвала ему язык и выколола глаза… а потом освободила.

Жюдаф посочувствовал незнакомому сказочнику, но сейчас его больше занимала собственная судьба. Его Тьянгерия вряд ли освободит даже с выколотыми глазами. Так что он поспешно рылся в гардеробе, секретере, трюмо… и ему все сильней казалось, что он слышит чей-то голос.

Как тогда, с гохерримским клинком. Его тоже было слышно издали. Что-то помнящее. Что-то сильное. Но… где оно?

— Зови меня погромче! — попросил Жюдаф. — Я плохо слышу!

— Я здесь, — раздался звучный гулкий голос.

Жюдаф еще никогда не слышал таких. Ни один предмет, ни одно вещество не разговаривало столь… прекрасно.

— Кто ты? — с придыханием спросил он.