Паргоронские байки. Том 3

Пока Жюдафу этого хватило. Он вернулся к зеркалу и поменялся обратно. Перед глазами снова все поплыло, вещи снова зеркально отобразились — волшебник вернулся в реальный мир.

— У меня вопрос ко всем присутствующим, — обвел он взглядом мебель. — Что первым после преобразования съела Тьянгерия?

— Кофе, — сказало трюмо.

— Кофе, — сказал гардероб.

— Кофе, — сказала кровать.

— Конфеты! — радостно воскликнули качели.

— Замолчи, замолчи, не смей!.. — зашикали на них остальные предметы мебели.

— Так кофе или конфеты? — переспросил Жюдаф.

Мебель некоторое время мрачно молчала. Но качели уже проговорились, так что гардероб неохотно сказал:

— На самом деле конфеты. Но хозяйка не хочет, чтобы об этом знали.

— Она ест их только здесь, в Башне Боли, — добавила кровать. — Там, где ее видим только мы. А если ее видят другие, она всегда пьет кофе и делает вид, что безумно его обожает. Даже другие демолорды не знают ее тайну.

— Она стесняется своего облика, — усмехнулась клетка. — Его стесняются все гхьетшедарии, которые преобразовались преждевременно.

— Она преобразовалась преждевременно?.. — спросил Жюдаф.

— О да, — вздохнул ковер под ногами. — Иначе она не стала бы демолордом… И не выжила бы… Я тут уже был тогда… Я видел…

— И я… — сказала кровать.

— И я… — добавил гардероб.

— Как это случилось?

— Династические браки, — поведала кровать. — Тьянгерия — Принцесса Тьмы. Это началось очень давно, ее предки десятки тысяч лет складывали баронства через контракты. Барон женился на баронессе, и они составляли завещание друг на друга, чтобы наследство доставалось пережившему.

— А потом начинались покушения? — предположил Жюдаф.

— Нет. Еще они клялись не вредить друг другу. Это стандартная часть паргоронского брачного контракта — его всегда заключают при браке равных. Так что каждая пара жила долго, а некоторые — даже счастливо. Переживший удваивал капитал и подыскивал нового супруга — холостого, бездетного, без наследников. А в качестве знака доброй воли он в качестве свадебного подарка отдавал часть своего счета. Ровно столько, чтобы супруги всегда оставались на равных.

— И как это все закончилось десятилетней девочкой?

— Бароны и баронессы составляли завещания в пользу друг друга. Но поскольку последний переживший, по их планам, должен был стать демолордом, был риск, что другие демолорды это оспорят. Наложат вето. Некоторым казалось, что среди них и так слишком много гхьетшедариев. Так что наследников бароны не заводили, а если дети все-таки рождались — пожирали их до преобразования.

— Но Тьянгерия выжила.

— Она всегда была очень умной, — с явной симпатией сказал гардероб. — Никому не верила. Ее родили в качестве живой игрушки, и она об этом узнала. Последним барону и баронессе было скучно, и они для разнообразия завели ребенка. Но ее собирались сожрать, когда ей исполнится одиннадцать.

— И Тьянгерия их опередила, — понял Жюдаф. — Как ей удалось убить двух баронов?

— Не знаем, — сказал гардероб. — Это случилось не здесь, никто из нас этого не видел. Как-то удалось… и теперь наша хозяйка — демолорд. Вместе у ее родителей как раз был один процент акций Банка Душ.

— И вы все остались здесь… с тех самых пор? Вам тысячи лет?

— Мы все — ее любимые вещи! — радостно воскликнули качели. — Она росла среди нас! Она нас любит!

Этим Жюдаф удовлетворился. Он бы охотно расспросил подробнее, но время поджимало. Он окинул покои последним взглядом и вышел через единственную дверь.

Это все еще была Башня Боли. Но верхняя ее часть, жилая. Тут не было ловушек и испытаний, не было и демонов… кроме Тьянгерии. Кажется, девочка-демолорд не держала даже слуг.

В этом нет ничего удивительного. Демонам такого ранга слуги нужны только как свита. Все желаемое они могут получить просто… пожелав.

Так что Тьянгерия жила тут одна — в роскошных, набитых сокровищами чертогах. В одних комнатах хранились предметы искусства, другие ломились от драгоценностей. Дважды Жюдаф наткнулся на залы, полные конфет. Самых разных, самых удивительных лакомств из тысяч миров.

Запертых дверей нигде не было. Судя по всему, Тьянгерия не принимает здесь гостей. Для них у нее тот зал — с колоннами и камином.

А здесь она просто живет. В гордом одиночестве, день-деньской играя со своими живыми куклами.

И обычного выхода может и не быть. Если здесь бывает только она и те, кого она приводит, двери не нужны.

— Здесь есть выход? — спросил Жюдаф у картины на стене.

— Я вижу только этот коридор, — безразлично ответила та. — Здесь выхода нет. Раньше я видела еще мастерскую моего художника, там выход был. Но меня похитили…

Жюдаф не стал слушать историю картины. Тьянгерия может обнаружить его побег в любую минуту. Да и сам он запросто может на нее наткнуться.

Детектив пытался расслышать голос ее ауры, но пока не получалось. А аура демолорда обычно… громкая. Если тот ее не прячет, конечно… но зачем Тьянгерии прятаться в собственном доме?

Зато Жюдаф расслышал голос еще чьей-то ауры. Слабенькое, чуть слышное бормотание, которое издают простые смертные. Судя по всему, это самый обычный человек или иной разумный… но тем удивительнее.