Паргоронские байки. Том 4

Но это то, что они сами друг другу показали. А подделать свою память несложно. Будь здесь кто-нибудь из Великих Умов кэ-миало, он уж верно выволок бы наружу все потаенное… но Великих Умов здесь нет, а бароны гхьетшедариев не настолько хороши в этих делах.

– Я отходил всего на две минуты! – недовольно прогудел Чавланадол. – Меня не было всего две минуты! Я просто хотел позвать Безликого, чтобы узнать, что подадут на обед!

– Внутри печатей мы по-прежнему можем телепортироваться… почти телепортироваться, – напомнил Бренед. – Хватило бы пары минут.

– Убивать нужно было дважды, – сердито сказал Чавланадол. – И Бхеган не был проглочен. Я не гохеррим, я не проливаю кровь. Хотите того, кто любит потрошить?.. вот вам наши прекрасные девушки. Кетевромая, Фолга, Инграста, э?..

– Не надо этого, Гурман, – зло прошипела Фолга. – Я убиваю руками. Смерть красива только в близости. И я делаю это медленно… очень, очень медленно…

– О да-а-а… – простонал Бренед, невольно терзая себе грудь шипастыми браслетами.

– Кстати, если вам нужен кто-то, кто хорош в колюще-режущем – посмотрите на нашего Величайшего Мазохиста, – бросила Фолга.

– Кстати… – задумчиво повернулась к нему Инграста.

– Да стойте вы, стойте!.. – почти плачущим голосом воскликнула Кетевромая. – Что же вы, не видите, что происходит?! Да я сама сколько раз делала такое со смертными!.. Нас настраивают друг против друга! Хотят, чтобы мы либо передрались, либо разбежались – и нас перебьют поодиночке!

– Кто настраивает? – спросила Лактачея, доставая из воздуха огромный полосатый леденец и томно его посасывая. – Спутница, здесь только мы. Мы говорим друг с другом, нам никто ничего не нашептывает. Ты хочешь сказать, что один из нас – засланный?

Бароны снова переглянулись. Эта мысль и без того сидела в голове у каждого, но теперь она укрепилась. Фолга зверем смотрела на Чавланадола, Кетевромая – на Лактачею, Зяван нервно грыз ногти. Самый молодой из баронов, недавно отметивший всего лишь третье столетие, он был, пожалуй, еще и самым слабым.

– А почему именно один из нас? – спросил он. – Может, это один из… них!

Он указал на спутников баронов. Те с момента убийства Мезегдера сидели почти не дыша – и очень испугались, когда о них вспомнили.

– Не думаю, что это мой милый пупсик, – сказала Инграста. – Но если тебе от этого станет легче…

Она в последний раз взглянула в слезящиеся глаза бывшего волшебника. Тот неловко попятился на конечностях-культях и обреченно заскулил, но Инграста держала крепко. Баронесса ласково погладила свое творение, почесала за ухом… и сожрала.

– Все равно он мне уже надоел, – пожала плечами она. – Когда выберемся, сконструирую что-нибудь новенькое.

Лактачея и Бхеган без раздумий сделали то же самое, а вот Бренед и Чавланадол заартачились. Великий Гурман обожал натуральные, приготовленные вручную блюда, а приведенная им женщина была настоящей богиней кулинарии. Прикрыв собой дрожащую повариху, толстяк заворчал, что это все чушь, что она простая смертная и ни за что бы не сумела ничего утаить от своего господина, так что он не собирается просто так расправляться с той, кто готовит лучшее в Паргороне карри.

– Либо ты как все, либо мы решим, что ты против нас, – ткнул его в грудь пальцем Бхеган. – Ты же не хочешь быть против всех, Гурман?

Чавланадол недовольно забурчал, подтянул любовницу к себе, что-то шепнул ей на ухо, и та часто закивала. Великий Гурман чуть приоткрыл рот – и женщина исчезла.

– Собираешься потом ее выпустить?.. – хмыкнула Лактачея. – Надо же, какой ты сентиментальный.

– Она готовит лучшее карри в Паргороне, – угрюмо повторил Чавланадол. – Даже Янгфанхофен делает его хуже.

– Это правда, Янгфанхофен?.. – удивился Бельзедор.

– Некоторые смертные бывают удивительно одарены, – неохотно признал гохеррим.

Что же до Величайшего Мазохиста, то он опустился на колени перед своей госпожой и зарыдал, умоляя наказать его как можно страшнее, потому что ему придется совершить ужасный, непростительный проступок.

– Я ничтожество, не заслуживающее прощения!.. – выл барон, пока его охаживали плетью. – Я жалкий червяк, я пыль под твоими ногами!..

Его госпожа была донельзя напугана, но продолжала усердно трудиться. Одна из самых умелых самоталер, она много лет уже истязала своего раба-барона, заставляя того трепетать от вожделения. Никто другой не умел довести его до такого экстаза. И теперь она отчаянно стегала его, пока он рыдал и молил о прощении, но ее взгляд блуждал по комнате, по лицам баронов… и вот она отбросила плетку и в панике бросилась бежать.

– Прости-и-И-И-И!.. – провыл Бренед.

В порыве чувств он перешел в истинный облик. Посыпались кольца, цепи и браслеты. Они зазвенели на мраморном полу, покатились под диваны и кресла… а между ними выросло тонкокожее, увитое толстыми венами чудовище. На огромной голове пульсировал обнаженный мозг, ребра казались вывернутыми и заостренными. Язык Бренеда протянулся до пола, оставляя смрадный след.