Лактачея же была не в себе. Гхьетшедарии не умирают с гибелью фальшивого тела, но это лишает некоторых жизненных радостей и означает репродуктивную смерть. Отныне и навсегда Лактачея – монстр, которого будут избегать, потому что приглашать таких на вечеринки – дурной тон. Ей предстоит жизнь отшельницы, она разделит участь Кошленнахтума и барона Гервулля.
Поэтому неудивительно, что когда она немного оправилась, когда отошла от шока, то бросилась на остальных. С размаху полоснула лапами-лезвиями, разинула зев – и вцепилась в Бхегана.
Его потянуло в пасть и одновременно ударило страшными когтями… но барон тоже перешел в истинный облик. Его руки и ноги превратились в пучки шипованных хлыстов, шея удлинилась, голова обернулась сплошной пастью с воротником стрекательных щупалец – и чудовищная актиния ударила в ответ.
Бренед и Кетевромая даже не шевельнулись. Им было безразлично, кто победит.
И побеждала Лактачея. Барон против баронессы, равный против равного – но при этом Лактачея была в ярости, была охвачена желанием убить. Она выпустила столько демонической силы, что Бхегана просто захлестнуло… и через несколько секунд он исчез в пасти ужасной крысы.
Лактачея села на задние лапы и стала чистить панцирь, продолжая жевать щупальца актинии. В воздухе еще звучал предсмертный крик Бхегана – Лактачея не поглотила его, отправив во внутренний анклав, а разорвала, сожрала по кускам.
Выкинула на Кровавый Пляж.
– И нас осталось трое, – произнесла Кетевромая.
– Двое с половиной, – насмешливо сказал Бренед.
Лактачея перевела на него жгучий от злобы взгляд. Бренед выдержал его спокойно и даже с некоторым предвкушением.
– Я не откусывала тебе голову, – сказала Кетевромая.
– Я тоже, – сказал Бренед. – А Бхеган… у него уже не спросишь.
– Это был не он, – сказала Лактачея. – У него другие зубы. И все это не имеет значения. Я… я услышала ауру. Когда… меня… я… это Смеющийся Кот!
Бренед и Кетевромая на секунду оторопели. В их глазах заплескался ужас. Гхьетшедарии повернулись друг к другу, и Кетевромая медленно сказала:
– Ты… ты зря сказала это вслух.
Под потолком зазвучал смех. Вдоль стены проступила зубчатая, ломающая кладку трещина… улыбка. Трещина на глазах превратилась в широкую улыбку, оскалилась белоснежными зубами… а следом проступили глаза. Огромные желтые глаза, озарившие весь зал поистине жутким светом.
– О-о-о, мое инкогнито раскрыто, – мурлыкнул Ксаурр, проявляя всю морду. – Я был слишком небрежен. Тогда, полагаю, мы можем закончить игру и просто побегать… напоследок.
– Господин!.. – ахнул Бренед. – Ответов!.. За что?!
– Цитирую, – произнес Ксаурр, меняя голос на густой злобный бас. – «Они все – бесполезные куски дерьма, погрязшие в собственных удовольствиях и забывшие о своих гхьетах!».
– Фурундарок?! – узнала голос Лактачея.
– «Согласен», – продолжил Ксаурр, снова меняя голос на ленивый, пронизанный скукой. – «Кетевромая разочаровывает меня. Куда бы лучше на ее месте справлялся внучатый племянник. Я сделал его своим протеже».
– Гариадолл… – с ужасом узнала голос патрона Кетевромая.
– «В таком случае мы пришли к общему решению», – изменил голос в третий раз Ксаурр. – «Да будет так».
– Корграхадраэд… – пробормотал Бренед.
Ксаурр улыбнулся особенно ехидно, особенно злорадно, и уже собственным голосом сказал:
– «Может, доверите это мне? Я люблю играть в кошки-мышки».
– Господин, не надо, я буду хорошим!.. – взмолился Бренед.
Впервые в жизни – искренне, без мазохистического томления.
Но было уже поздно. Мелькнула фиолетовая молния, и барона разорвало в клочья. Ксаурр выпотрошил его так быстро, что никто даже не успел заметить.
А Кетевромая и Лактачея бросились наутек. Понеслись в разные стороны – и вслед им несся хохот Смеющегося Кота.
– Раз, два, три, четыре, пять, пришло время выбирать… – отдавалось в стенах гулкое эхо. – Неважно, первой иль второй, ты распростишься с головой…
Он выбрал Лактачею. Кошмарная бронированная крыса слышала вокруг свист – то струился в потоках воздуха Ксаурр. Демолорд иногда частично появлялся – то мелькала когтистая лапа, то сверкала белозубая улыбка. Лактачея бежала по красной ковровой дорожке, и та на глазах меняла цвет, становилась лиловой, обрастала шерстью… а в конце распахнулась пасть!..
Лактачея заверещала и свернула в коридор. Дорожка за ее спиной опала, а Ксаурр снова взорвался хохотом.
Тем временем Кетевромая отчаянно искала выход. Теперь она знала, кто их удерживает – и у нее появилась надежда. Она мгновенно перенеслась в холл, к главному входу – и принялась искать лазейку. Ксаурр сейчас занят, она может успеть…
И у нее был один-единственный шанс. Если активна демоническая сила, то всегда есть такой способ – напрямую обратиться к своему счету. Потратить условки… много, очень много условок на что-нибудь особенное.
Например, на жизнь и свободу.
Ни один барон не согласился бы на такое. Слишком дорого встает. Ударив в печати Ксаурра, Кетевромая почувствовала, как пустеет ее счет, как отдают весь ресурс условки, как улетучиваются на перерождение миллионы душ… да сколько же там надо?!