Паргоронские байки. Том 4

А если они погибнут в процессе – Тир-Нан-Ог ничего не потеряет.

– Твое имя! – требовательно сказал Эксельсир, протягивая руку. – Назови твое имя!

Он уже не шептал отовсюду, голос не проникал прямо в мозг, минуя уши. Просто гаркнул – и Лахджа почувствовала непреодолимое желание назвать имя.

И правда сильный колдун.

– Меня зовут Текила Абсент! – выкрикнула Лахджа первое, что пришло в голову.

– Ты лжешь, – процедил Эксельсир, стискивая кулак. – Имя!

Давление усилилось. Ме Защиты Разума не справлялось. Лахджа постаралась сбросить наваждение – и снова выдохнула пламя. Пузо раздулось, оттуда хлынул горючий газ – и все вокруг раскалилось добела.

Но Эксельсир этого даже не заметил. Огонь обходил его, огибал дугами.

– Назови свое имя! – прогремело из бушующего пламени.

– Меня зовут Сара Коннор! – ответила Лахджа, борясь с распирающим желанием назвать настоящее.

Но если она это сделает – она погибла. Он и так мощно ворожит, а если получит ее имя, особенно из ее собственных уст… одна из вечных слабостей демонов.

– Это не твое имя, – шепнули вдруг прямо в ухо. – Назови настоящее.

Теперь ее пронзило болью. Эксельсир каким-то образом переместился прямо к Лахдже и послал в нее колдовской импульс. Будто плюнул – да так плюнул, что сотрясло все тело.

– Меня зовут Джон Коффи… – выдавила Лахджа, резко меняя форму. – Как напиток, только пишется по-другому…

Зря он подошел так близко. Лахджа выстрелила всеми частями тела, расширилась и раздалась, мгновенно оплетая Эксельсира щупальцами, хватая возникшими из ниоткуда клешнями. Воплощенного духа стиснуло, сдавило, из него брызнуло что-то призрачное… какая-то эктоплазма…

Но серьезного вреда ему это не причинило. От него пошли волны энергии… сейчас освободится…

– Угадай мое имя сам! – воскликнула Лахджа, усиливая нажим. – Наверное, знаешь эту игру? Вроде эльфы ее тоже любят, не?

– Никаких игр. Ты просто скажешь имя.

Лахджу снова накрыло болью. Она упала и обмякла. Метаморфизм перестал работать, она вернулась в натуральный облик. Зато Эксельсир вырос до огромных размеров, навис над ней и стал давить, плющить… черт, да она же сейчас умрет…

– …Что, заморочил тебя Эксельсир? – раздался насмешливый голос.

Лахджа моргнула. Она лежала в центре лабиринте, в центре по-прежнему стояло черное дерево, а рядом противно скалился Рафундель.

– Знаешь, с твоей доверчивостью надо что-то делать, – покачал головой лепрекон. – Открытый разум – это, конечно, хорошо… для любознательного существа. Но тут есть и обратная сторона монеты…

В пальцах у него заиграла монета. Аверс, реверс, аверс, реверс. Лахджа не без труда оторвала взгляд.

Потом подошла к дереву Эксельсира… целое, нетронутое. Вообще все вокруг целехонькое – не было ни пламени, ни битвы… ничего вообще. В какой момент реальность сменилась иллюзией, мороком?

Она подняла корзинку, поднесла поближе к дереву – и оттуда донесся истошный визг. Сквозь кору потекли белесые струи – они с такой легкостью впитались в розовое свечение, что Лахджа даже устыдилась.

– Здорово, что я так вовремя появился, правда? – хмыкнул Рафундель. – Если бы ты все-таки назвала ему свое имя… ой и не знаю, что бы с тобой сталось…

– Ты все видел? – мрачно спросила Лахджа. – Господи, какой стыд.

– Калейд же предупреждал – не слушай его, – осклабился Рафундель. – Эксельсир вообще-то слабый, но если найдет лазейку – все, пиши пропало.

Лахджа посмотрела на заполненную до краев корзинку. Перевела взгляд на лепрекона. Глаза у него по-прежнему были ярко-желтыми, но в остальном он вернулся в прежний облик.

Правда, смешным уже не казался.

– Не обижайся, – догадался о ее мыслях лепрекон, по-прежнему крутя в пальцах монету. – Слишком многое стояло на кону. Калейд… я на него зла не держу, он просто исполнитель чужой воли.

– А у тебя и правда есть горшочек золота, – констатировала факт демоница. – Врал ты мне, получается.

– Но на тот момент же не было. Так что это не совсем ложь.

– И это волшебное золото.

– Очень волшебное, – особенно широко улыбнулся лепрекон, и его морщины снова углубились, а лицо стало похоже на жуткую маску. – Мы делаем свои монеты из обычного золота, но это очень долго. Десятки лет на каждую монету. Чтобы собрать целый горшочек, уходят тысячелетия. Так что… сама понимаешь, насколько мне было важно его вернуть. Именно мой, собственный.

Лахджа решила не злиться на Рафунделя. Ну да, он ее использовал, он ее обманул… но ведь потом спас все-таки. Один – один, в расчете.

Ладно, возможно, он все-таки не настолько уж скверный. Постоянно врал, убил собаку… но ведь мог не возвращаться, просто свалить.

– Кстати, совсем забыл, – сказал Рафундель, зажигая в воздухе радугу. – Я же вернулся, чтобы кое-что тебе рассказать. Помнишь тот водопад с корриганами?

– Ну… – кивнула Лахджа, насторожившись.

– Там не было никаких корриганов.

– Что?..

– Это был я. Каждая из них. Каждый раз. Просто хотел, чтоб ты знала. Пока!

Он ступил на радугу – и исчез. А Лахджа медленно присела у корней уже полностью мертвого дерева, спрятала лицо в ладонях и беззвучно закричала.