Паргоронские байки. Том 4

Ну а потом настал день родов. В Сальване подобное случается крайне редко, и повитух здесь практически нет.

Небожители, знаете ли, не размножаются обычными путями. Большинство их – светлые духи, пусть и облекшиеся в плоть. Ими становятся праведники, или же они отделяются от богов, являются их материализовавшимися мыслями, продолжениями воли.

Но богу плодородия никакая повитуха не требовалась. Кефринекс желал сам принять свое дитя. У него было их уже множество, он прожил много тысяч лет и не раз одарял женщин своим вниманием. В иных мирах и сейчас живут полубоги, рожденные от него. За всеми он присматривал, судьбой всех интересовался.

Но данный случай – совсем особенный. С демоницами Кефринекс не сходился со времен юности, а с настолько могущественными демоницами – никогда. Ребенок точно будет бессмертным, унаследует восьмое начало от матери… а вот что он унаследует от отца?

Что-то неладное он почувствовал уже во время родов. Эсветаллила раскинулась под цветущим олеандром, смотрела на Оленерогого с легкой иронией… и совсем не кричала. Лежала спокойно и даже как-то скучающе. Казалось, что все идет хорошо, лучше и не придумаешь, вот только выходящий из нее плод… Кефринекс все сильнее тревожился.

Когда в его руках оказался мокрый мохнатый комочек, бог уставился на него остановившимся взглядом.

Он рогат. Но это ожидаемо. Мать тоже рогата, да и его самого не по случайности прозывают Оленерогим.

Однако еще у него есть копыта. И хвост. Его нижняя часть сатирообразна, а лицо полузвериное, похожее на оленью морду… хотя чего еще ожидать, учитывая, в какой форме он взял его мать…

Оленью?.. Нет, не оленью. Козлиную.

Почему козлиную?

Младенец раскрыл глаза и уставился на Кефринекса. Тот встретился взглядом со своим сыном… и понял, что это существо ему не только сын.

Это нечто большее.

Вот почему козлиная морда. В тот момент он сумел погасить всплеск Тьмы, сумел свести его к одному гнусному поступку… так он думал тогда.

Но теперь Кефринекс понял, что сделал кое-что еще. Он сам не заметил, но Эсветаллилу он взял не в своей обычной форме, а в той, что воплощает худшие его черты.

Той, что похожа на чудовищного козла.

И в тот момент он был опасно близок к разделению. Боги ведь не только сливаться могут, но и дробиться… и дробятся они чаще всего на Светлую половину и Темную. Каждая берет на себя соответствующие черты, каждая становится полноценным богом.

Кефринекс не разделился. Остался цельным. Но часть себя он все-таки выпустил – неполную, неполноценную, даже близко не половину… но все же часть.

И вот она, эта его часть. Смотрит алыми глазами с вертикальными зрачками.

У гохерримов зрачков нет. Их глаза – словно огненные провалы.

Младенец закричал. Издал оглушительный… звук. Что-то среднее между младенческим плачем и козлиным воплем.

– М-да, ну и уродец, – хмыкнула Эсветаллила, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. – Ты не мог породить что-то посимпатичнее? Хорошо, что я согласилась отдать его тебе.

– Да, – мертвым голосом сказал Кефринекс. – Хорошо.

– Не огорчайся, – утешила его демоница. – Как там говорил твой шут? У природы нет уродов. Я собиралась в первый раз покормить его сама… но нет.

Ребенок продолжал кричать. Он тянулся ручонками к матери, но та поморщилась и брезгливо отстранилась. Кефринекс продолжал молча смотреть на своего сына… свое порождение…

Свою темную ипостась.

Нет, нет… это не полноценная ипостась. Просто… частичка. Самая маленькая и темная частичка его души. Самая постыдная. Самая грязная.

Та, которую он выплеснул в момент ярости и злобы, оскверненная насилием и Тьмой.

– Его не ждет ничего хорошего, – промолвил он. – Его жизнь будет страданием, и он будет заставлять страдать окружающих.

– Любая жизнь – страдание, – ответила Эсветаллила, тоже глядя на младенца. – И все несут страдание окружающим. В том числе и ты.

Она уже очистилась от родовых нечистот и деловито приводила себя в порядок. Ее живот на глазах опадал, принимал ту же форму, что и до родов.

– Я этого не ожидал, – проговорил Кефринекс. – Он взял от меня самое скверное. Я даже не вижу, что тут можно исправить.

– Настолько все плохо? – наконец всмотрелась в младенца пристальней Эсветаллила.

Всмотрелась – и обомлела. Она тоже это увидела. Тоже поняла, что собой представляет ее новорожденный сын. Может, не с такой ясностью, как Кефринекс, но поняла – и внутри все окаменело.

– Это… это что-то вроде малой ипостаси? – осторожно предположила она. – Больше, чем Эмблема, но меньше, чем полная ипостась?.. Или это все-таки полная ипостась?.. Что ты такое в меня заронил?

– Это неважно, потому что он должен умереть, – с тяжелым сердцем произнес Кефринекс.

– Это не входило в договор! – поспешно возразила Эсветаллила. – Ты дал обещание! Не хочешь его видеть – отдай мне!

– Исключено. Его существование нужно прекратить, пока он себя не осознает. Так будет лучше для него… и для меня.

– Для тебя будет лучше стать детоубийцей?

– В некотором смысле он – это я. Это не будет убийством. Я просто отсеку… пораженную конечность.