— Может, заберешь лучше ту… Сусанну? — предложила Лахджа. — Я видела, как ты на нее смотрел.
— На каком это основании я ее заберу?
— Пеймон обещал ее Хальтрекароку. Он ее отдал? Нет. Следовательно…
— …Сделка может быть признана ничтожной и расторгнута, — задумался Асмодей. — Если, конечно, применить достаточно веский… нажим.
— А Сусанна, получается, по расторжении сделки перестанет кому-либо принадлежать…
— …И достанется тому, кто согласится обогреть сиротинку, — довольно закончил Асмодей. — Да, так гораздо лучше. Вот видишь, как, став демоном, ты научилась подставлять других, лишь бы защитить свою задницу?
Лахджа пожала плечами. Эта Сусанна — падший ангел, она теперь живет в Аду. Пусть привыкает к адским колобахам.
— Ну что, мы договорились? — нетерпеливо спросила Лахджа. — Ты окажешь содействие, о Искуситель?
— Окажу, окажу, — ухмыльнулся Асмодей. — Только придется подождать.
— Чего?
— Видишь ли, юная демоница, Пеймон, как и Хальтрекарок, часто приглашает к себе друзей. У него почти всегда гостит кто-то из Князей Тьмы, духов лжи, канцлеров, архистратигов… у нас обширный аппарат.
— А свидетели нам не нужны, — быстро согласилась Лахджа.
— Именно. Если я правильно понял твой план, ты хочешь встретиться с Пеймоном наедине… то есть совсем наедине не получится, он окружен толпой прихлебателей даже когда ходит облегчиться.
— Но хотя бы чтобы не было крупных шишек, — закивала Лахджа.
— И вот этого придется подождать, — повторил Асмодей. — Располагайся пока, будь моей гостьей. И без стеснения — чувствуй себя как дома.
Лахджа вздохнула. Об этом мелком затруднении она как-то не задумалась. Но Асмодей прав — все может пойти прахом, если в критический момент рядом окажется еще один Князь Тьмы.
Так что она провела в башне Асмодея целую неделю. Целую неделю пришлось ждать момента, когда во дворце Пеймона не будет ни одного высокопоставленного гостя…
…Дворец Пеймона клокотал от роскоши. В сравнении с ним Хальтрекарок жил скромно и с уклоном в минимализм. Все ломилось от сокровищ, и даже сокровища ломились от сокровищ, внутри которых были сокровища. Скульптуры, картины, шелка, дорогие костюмы, вычурная мебель, драгоценности на каждом шагу.
— О, а этот сублимирует, — деловито сказала Лахджа, идя под руку с Асмодеем. — Какой смысл Князю Тьмы в материальных ценностях? Здесь даже окна заставлены и занавешены.
— Сходу уловила, — одобрил Асмодей. — Пеймон пытается отгородиться от окружающей реальности. Он так и не принял падение. Назвался королем и каждый день устраивает себе праздник.
— А в душе праздника и нет?
Асмодей противно засмеялся и потрепал Лахдже волосы. Кажется, та выросла в его глазах — словно ручная кошечка вдруг научилась сама открывать банки с кормом.
К вратам дворца они перенеслись в огненной вспышке. Асмодей внезапно проявил себя галантным кавалером, втиснув свои телеса в драгоценное платье и преподнеся Лахдже комплект сапфировых украшений. На серебристой коже тот смотрелся великолепно, идеально гармонируя с цветом глаз.
Пеймон весьма требователен к дресс-коду.
Но до собственно торжественного зала пришлось пересечь множество других. Анфиладу помещений, одно другого пышнее. Бесы-привратники распахивали дверь за дверью, и им будто не было конца-края, но просто перенестись было невозможно — Пеймон желал, чтобы каждый гость вначале обозрел чертог хозяина, как следует надивился всей этой музейной роскоши.
Но определенный вкус у него был. Вычурность сочеталась с изысканностью, тонкое искусство переходило в пошлость и кич, порождая причудливую художественную симфонию. Это невольно притягивало взгляд и волновало душу.
А за окнами пылал Девятый Круг Пандемониума. Все оттенки красного и оранжевого. Поначалу окна действительно были заставлены и занавешены, но потом все чаще стали появляться распахнутые, тоже с очень продуманной панорамой. Пейзажи за ними подчеркивали все богатство дворца, а терзаемые грешники прекрасно оттеняли разгульный праздник.
— Давно хочу спросить… — произнесла Лахджа, бросив взгляд на пылающее озеро. — Я мало что помню из христианской мифологии… да и не знала толком ничего, в общем… Но в чем вообще смысл всех этих многовековых пыток?
— Они не многовековые, — любезно ответил Асмодей. — Нужно быть на диво скверным человечком, чтобы удостоиться многовековой пытки. Большинство отделывается несколькими годами, максимум — десятилетиями.
— Все равно. В чем смысл?
— Ты демоница — и спрашиваешь, в чем смысл душеэнергетики?..
— Нет-нет, не для нас… вас. Ваш-то интерес понятен. Но если посмотреть под другим углом, антропоцентрически. Как это видят люди. Если Бог или боги милосердны, то почему концепция вечных мук и злых демонов так органично всегда с ними соседствует?
— Они не вечные, — повторил Асмодей. — И здесь мы углубляемся в дебри даже не теологии, а элементарных внутренних потребностей. Видишь ли, Лахджа, в определенном смысле мы, Адская Корпорация, — это величайшее благо в первую очередь для самих смертных.