Пари на любовь

Мистер Уотсон расцепляет руки и проводит большим пальцем по губе. Взгляды присутствующих устремлены на меня, но впервые я не хочу находиться в центре внимания. Как жаль, что я не умею вовремя заткнуться.

– И что же делать с тысячами жизней, ставшими частью вас?

– Принять. Порой позволять брать верх и становиться вами.

Не уверена, что мы сейчас говорим об актерстве.

Преподаватель задумчиво качает головой и мыслями уходит куда-то далеко. Или просто думает, как бы выставить меня. Очнувшись от сковавших разум мыслей, он отталкивается от стола, прихрамывая, обходит его и устраивается на стуле, слегка поморщившись от боли.

– Вы правильно сказали, мисс Дэниелс. Актер – не просто человек, прочитавший текст. Вы можете передать эмоции, но вместе с тем забираете часть персонажа в свою дальнейшую жизнь.

Он вытаскивает из наружного кармана платок и промокает лоб.

– Вы можете взять часть прошлого персонажа и перенести в новый. Сделать их единым целым. Оживить. Пусть он станет неповторимым. Не становитесь заложниками одного амплуа. Самая большая ошибка актера – смешать все сыгранные роли в одну и по итогу явить зрителю того, с кем они уже были знакомы.

Возможно, это и есть моя самая большая ошибка. Я так стремлюсь к ролям, зубрю сценарий, сотни раз проигрываю сцену, как в голове, так и перед зеркалом, но давала ли я персонажу возможность взять верх? Оживал ли он? Кто был на прослушивании? Я, Рэйчел Дэниелс, так отчаянно пробивающая путь к славе, или Лили Прайс, девушка, оставшаяся с разбитым сердцем и мечтами?

Боже, курсы Бенджамина Уотсона похлеще любых сеансов психолога. Ему надо писать об этом крупным шрифтом на всех флаерах.

– То есть, по-твоему, блондиночка, если я снимаюсь в порно, мне надо позволить взять верх персонажу, а потом проявить эти навыки в других ролях? – Глумящийся голос Купера звучит как издевательство не только надо мной, но и в целом над профессией актерства.

А за снисходительное «блондиночка» хочется залепить ему звонкую пощечину.

– Не думаю, что тебе придется так уж сильно вживаться в роль, – окидываю придурка брезгливым взглядом.

– Хочешь проверить? – Он облизывает губу, и это самый тошнотворный жест, который я когда-либо видела.

– Мистер Купер, – тихо, но уверенно произносит преподаватель. – Поверьте, даже если вы покажете все свои физические возможности в данном жанре, на вашем лице должно проявиться что-то большее, нежели похоть.

– Залог хорошего порно – похоть, мистер Уотсон. Я знаю, о чем говорю, – самодовольно заявляет тупоголовый качок и растягивается на стуле. – Вы можете хоть сколько говорить об эмоциях, но самое главное – финал. Когда все получают как минимум парочку оргазмов, – он поигрывает бровями, смотря на меня.

– Уверен, что говоришь о порно с твоим участием? Надеюсь, девушка не заснет, пока ты будешь искать нужный ракурс. Ведь для этого надо приложить немало усилий, – отвечаю с такой же издевкой и удобнее устраиваюсь на стуле.

Серьезно, что этот парень забыл на курсах?

По залу проносится волна смешков и насмешливых взглядов, а мой оппонент, полный непонимания, сидит, уставившись на меня с самым глупейшим видом. А ведь раньше я выбирала именно таких. Да, Рэйчел, тебя тоже нельзя назвать особо умной.

– Мистер Купер, каждый жанр достоин уважения, и даже в выбранном вам образе можно проявить себя многогранно, чтобы зрители выбирали фильмы с вашим участием. Учитывая же ход ваших мыслей, боюсь, проходная роль – это максимум, которого вы достигнете.

Пустоголовый замолкает с насупленным видом. Я же сижу до конца занятия, внимая каждому слову этого невероятно талантливого человека.

Когда мистер Уотсон дает знак, что занятие окончено, мы все собираемся и поочередно покидаем помещение. Не могу отделаться от мысли, что упускаю важную деталь, которая лежит буквально на поверхности, но мне никак не удается зацепиться за нее.

Оказавшись на улице, надеваю солнцезащитные очки и оглядываюсь по сторонам в поисках Криса. Он сказал, что заедет за мной после интервью, и мы вместе отправимся на семейный ужин, где мне предстоит пройти по пути позора.

Я люблю свою семью, горжусь каждым достижением братьев и сестры, но я устала казаться неудачницей на их фоне.

– Рэйчел, вас подвезти? – окликает меня мистер Уотсон, подходя к старенькому серому «Бьюику» семидесятых годов.

Иногда мне кажется, что этому мужчине больше сотни лет, честно. Костюмы-тройки, платок в нагрудном кармане и манеры прошлого века. Не удивлюсь, если он подает руку при выходе из машины и отодвигает стул в ресторане.

А может, так поступают взрослые и уравновешенные люди.

– Нет, спасибо, – я робко улыбаюсь. – За мной приедет друг.

Мистер Уотсон кивает, открывает дверь и кладет в машину свой кожаный портфель.

– Мистер Уотсон, – зову я, сама не понимая зачем.

Он вскидывает голову и поправляет очки на переносице.

– Слушаю.

– А что, если все сыгранные роли возьмут верх? – Голос дрожит, а тело пробирает озноб, несмотря на дичайшую жару, стоящую в Лос-Анджелесе с самого утра. – Что, если за чередой образов человек просто потеряет самого себя?