Парящий в облаках: исповедь Клода Фролло (СИ)

Когда прихожане потянулись к нему за причастием, он на мгновение прикрыл лицо рукавом, чтобы скрыть зевок. Слабый огонёк осветил его выцвевшие глаза, когда к нему подошёл, прихрамывая, горбатый мальчишка. Дез Юрсен положил костлявую руку на рыжую голову ребёнка и пробормотал слова благословения. Эти слова не сотворили чудо. Спина мальчишки не выпрямилась, а закрытый наростом глаз не раскрылся. Однако, эта сцена не являлась обычным таинством причастия. Какая-то тёмная энергия пробежала между ними. Старик одновременно признавал ребёнка своим и отвергал его. Возможно, мне это показалось, потому что я во всём привык улавливать мистику. Обратно мальчишка шёл словно зачарованный, окутанный мрачным сиянием.

После службы ко мне подошёл Пьер де Лаваль и попросил зайти в епископский дворец поговорить с гостем. Честно говоря, я не жаждал очной встречи с дез Юрсеном, предчувствуя о чём пойдёт разговор. Когда я вошёл в палаты, гость полулежал в кресле, закутав ноги в шерстяное покрывало. На тумбочке стояли два бокала с вином.

— Благодарю за приглашение, Ваше Превосходительство, — начал я, располагаясь напротив.

— К чёрту все эти расшаркивания. Жить мне осталось недолго. Я рад, что успел побывать в Париже, — дез Юрсен закрыл глаза и откинул голову назад. Мне показалось, что он уснул. Но через секунду он встрепенулся. — Я рад, что познакомился с вами, Клод, и вашим воспитанником. У меня для него небольшой подарок — копия моей книги про битву при Азенкуре. Думаю, ему будет интересно.

Архиепископ вытащил из дорожного мешка книгу в потрёпанном переплёте и протянул её мне дрожащими руками.

— Вы хотите, чтобы я его привёл? — спросил я.

Дез Юрсен отмахнулся усохшими пальцами и снова закрыл глаза.

— Не стоит. Мальчишка испугается, если его вызовут во дворец епископа. Зачем его тревожить лишний раз? Мир и без того достаточно тревожен. Следите за ним, Клод. Мальчик очень раним и вспыльчив.

Слова архиепископа, который видел Квазимодо лишь мельком, смутили меня. Как он мог судить о характере ребёнка, выдав ему причастие однажды?

— Напротив, он непробиваемый, почти каменный.

— Это Вам так кажется. То же самое про себя говорила его мать — перед тем как наложила на себя руки.

— О…

Я пытался сдержать своё изумление. Признаться, я не ожидал такого поворота в повествовании старика. Его усталый, монотонный голос унёс меня в другом направлении.

— Она набила карманы камнями и прыгнула с моста на глазах у старших детей, — продолжал он невозмутимо. — Да, у неё были и другие дети, рождённые от её покойного мужа. Семья ни в чём не нуждалась. После смерти матери дети рассыпались по Франции, а младший попал к цыганскому герцогу на какое-то время. Видно, его старший брат от него избавился таким ловким способом. К чему я всё это говорю? К тому, что мальчик крещёный. Не сомневайтесь.

— Я и не сомневаюсь. Неужели бы я повёл к причастию некрещённого?

— У чернокожих язычников он пробыл совсем недолго. Его имя подлинное Жан-Мартин. Он такая же христианская душа как и Вы, даже если цыганe и использовали его в своих сатанинских обрядах как талисман. В Египте ведь поклоняются чудовищам. Должно быть они дали ему какое-то зелье, которое стёрла из его памяти первые годы жизни. О своём младенчестве он не помнит ничего. Может, это и к лучшему. Я снял с него грехи перед тем как прислать в Париж. Ребёнок чист. Пусть это вас не волнует.

— Это меня меньше всего волнует, Ваше Превосходительство, — ответил я. — У Квазимодо, или Жана-Мартина, как Вы выразились, больше шансов на спасение чем у кого-либо.

— Не поддавайтесь искушению идеализировать его, — сказал старик, постучав костяшками о поручень кресла. — Я знаю, как легко ставить на пьедестал убогих. Принято считать, что раз горбун, значит святой. Так легко потерять бдительность. Мальчишка не каменный. Он сделан из той же плоти, что и мы с Вами. Через несколько лет Вы в этом убедитесь. Когда в нём проснётся голос природы, его будет трудно удержать в стенах собора.

========== Глава 8. Новый ученик ==========

Через три дня архиепископ отправился домой в Реймс. Сопровождавший его Лаваль сунул мне в руку мешок с деньгами.

— Когда ты увидишь меня в следующий раз, — шепнул он мне на ухо, — епископское кольцо будет на моём пальце. Всё решено, мой друг. Начнётся новая эра. Это событие надо будет отметить. Я поеду в Калабрию и возьму тебя с собой. Никаких отговорок, Фролло. Вот уж повеселимся!

Конечно, я не мог не бросить щепотку соли в бокал сладкого вина.

— Постарайся, чтобы тебя не отравили в ближайший год, Лаваль. Как бы тебе на голову не упал камень.

Аббат прищурился укоризненно.

— Зависть — нехорошее чувство, Фролло. Неужели ты не понимаешь, что это в твоих интересах? Если мне хорошо, тебе тоже будет хорошо. Помнишь наш уговор? Забраться на кафедру в Реймсе — всё равно что забраться на Олимп.

— А если старик дез Юрсен передумает умирать? Ведь он прожил восемьдесят пять лет. Проживёт ещё десять.

— Тогда я помогу ему перешагнуть порог вечности. Не тревожься. Один дружеский толчок в спину, и… Ну, ты понял.