Париж: анатомия великого города

Первым пассажем в 1785 году стал «Дю Прадо», связавший улицу Сен-Дени с соседним бульваром. В 1786 году началась работа над так называемыми galeries de bois (деревянными галереями), соединившими между собой Пале-Рояль и галереи Валуа и Монпансье. Современники отмечали быстро растущий успех этих заведений, наблюдая «появление в пассажах книготорговцев и продавцов модной одежды». Пассаж дю Каир (выходивший на улицу Сен-Дени) и пассаж Панорам (выходивший на улицу святого Марка) были открыты в 1800 году.

В период 1820–1845 годов на правом берегу Сены появились тридцать четыре подобных заведения, тогда как левый берег Сены инвесторы считали коммерчески невыгодным из-за изобилия узких и грязных средневековых улиц, среди которых новое строительство было почти невозможным. К 1870-м годам пассажей насчитывалось более 150, но их слава уже увядала из-за оживления жизни на модных бульварах и усовершенствования системы городского транспорта, которые отняли у этих заведений функции единственных в городе убежищ от плохой погоды, грязи и опасных лошадных экипажей.

В 1920-х годах поклонниками пассажей стали сюрреалисты, восхвалявшие мистический лабиринт города, который возник благодаря этим сооружениям; в 1950-х годах ими восторгался небольшой кружок художников и интеллектуалов-ситуационистов, мечтавших о великом Париже будущего, подчиненном тщете, удовольствиям и поэзии, а не требованиям капитализма. Обе группы были почитателями жившего в Париже 1930-х годов немецкого эмигранта, интеллектуала-марксиста и страстного историка Парижа Вальтера Беньямина. В незаконченном труде по изучению истории города XIX века Беньямин много рассказывает о пассажах, называет их «храмами столицы потребления». Появившиеся на подъеме меркантильного интереса и торговых афер 1820-х и 1830-х годов пассажи стали эмблемой неуемной энергии столицы и веры ее жителей в лучшее будущее. Замкнутость и ограниченность комфортного внутреннего пространства крытых пассажей соответствовали ценностям времен Луи-Филиппа, буржуа дорожили удобным рабочим местом, уютным семейным очагом, чистотой, устроенным бытом.

Беньямин считал, что ассортимент и качество предлагаемых в пассажах товаров отражают мечты потребителей и общества тех лет. Писатель назвал пассажи «волшебными домами» и утверждал, что, коль прошлое и настоящее являются элементами единого континуума, внимательное наблюдение за подсознательными желаниями прошлых поколений выявит наше возможное будущее. Поверить в правоту этого суждения, глядя на облагороженные пассажи XXI столетия, как, например, галереи Вивьен, которые были перестроены и возродились к новой жизни, став чуть ли не классическим музеем, довольно сложно. Только в пыльных и заброшенных кварталах правобережья — в пассаже дю Каир, например, — где торгуют одеждой, процветает секс-индустрия, где действуют синдикаты перевозчиков нелегальных иммигрантов и наркобаронов (тоже, кстати, удовлетворяющих человеческие желания), слова Беньямина об «исторических сценах… диалектическом обмене между плотским удовольствием и его вместилищем» обретают смысл.

«Новый лунный свет»

Возможно, самым наблюдательным путешественником, описавшим жизнь Парижа 1830-х годов, стала миссис Троллоп — мать известного английского романиста Энтони Троллопа, а также писательница и автор путевых заметок о ряде стран. Следуя популярными туристическими маршрутами, эта дама навестила кафе «Тортони» на Итальянском бульваре, повздыхала перед выставленными на продажу изящными безделушками и восхитилась «бриллиантовым светом внутри кофейни и шумом толпы снаружи».

Среди посетителей она заметила хорошо одетых парижских модников «с диким взглядом, вздрагивавших от любого случайного движения». Один из знатоков Парижа рассказал миссис Троллоп, что за последние несколько лет среди молодежи резко возросло количество самоубийств, что винят в этом «бульварное чтиво», поющее оду смерти и мистике и высмеивающее мелочные ценности времен Луи-Филиппа. В лучших традициях англосаксонской безапелляционности миссис Троллоп отмела эти рассказы как глупый и мелодраматический нонсенс, хотя признала, что, встретив «столь колоритных персонажей» в кафе «Тортони», обеспокоилась.

Молодые люди, так взволновавшие чувства миссис Троллоп, явно принадлежали к группе «Les Bousingos». Этот кружок, в который входили поэты Жерар де Нерваль (псевдоним Жерара Лабрюни), Филоти О’Недди (анаграмма настоящей фамилии Теофиля Донди) и Жеан дю Сеньор (вымышленное средневековое имя, настоящее же неизвестно), был основан поэтом, новеллистом и весьма эксцентричной натурой Петрюсом Борелем, когда ему был всего 21 год. Члены кружка собирались в снятой им комнате на углу бульвара Рошешуар. Сначала объединение было названо «Le Camp des Tartares» («Бивуак Тартар», провокационное название, намекавшее на российских татар), а позднее, чтобы выразить прогрессивные взгляды ее членов, было переименовано в «Les Jeunes-France» («Молодая Франция»).