Сам термин «коммунист» распространил по Парижу журналист и юрист Этьен Кабе, урожденный дижонец и «эмигрант на час» в Англию, где он попал под влияние утописта Роберта Оуэна. Кабе заодно увлекся коммуналистской и утопистской философией Шарля Фурье и Бабефа, которые утверждали, что идеалы революции требуют конкретного практического воплощения. Фурье считал, что все общество должно строиться на коммунистических принципах; а человек дела и идей Бабеф планировал уничтожить Директорию, чтобы вернуть Великую французскую революцию на истинный путь.
От Оуэна Кабе перенял идею о том, что средний индивидуум внушаем и что при создании идеальных условий родится идеальное общество. Вернувшись в Париж, Кабе недолго занимал государственную должность, но после тайных сношений со столичным пролетариатом стал еще радикальнее и оставил службу. Чтобы распространять собственные убеждения, он основал газету «Le Populaire», писал историю революции и «коммунистическую» новеллу «Путешествие в Икарию» — полуавтобиографию об Утопии, где после отказа всех основанных на прибыли экономических систем наступает вечное счастье. Книга стала бестселлером, а слово «коммунизм» — эмблемой поддержки парижской бедноты и ужасной угрозой для буржуазии. В 1848 году Кабе выехал в Соединенные Штаты Америки, где пытался основать «икарийскую коммуну», но столкнулся с проблемами из-за неоплаченных счетов.
К тому моменту Кабе был готов взбунтовать весь Париж. В 1848 году, столкнувшись с волнениями горожан, с разветвленной организацией революционеров по всей Европе — от Парижа до Милана и Вены, режим Луи-Филиппа рухнул. Впервые показалось, что явившийся Карлу Марксу в Лондоне, но рожденный в Париже «призрак коммунизма» вскоре потрясет мир до самого основания.
Пока в Париже набирали силу голоса врагов существующего режима, газеты, журналы и альманахи процветали. Статистика утверждала, что в период с 1830 по 1848 год количество читателей периодической прессы возросло с 60 000 до более чем 200 000 человек. Цифры говорят не только об уровне образованности населения, но и об интересе к новостям и новым идеям. Более того, пресса тех лет выражала общественное мнение и подогревала негодование парижан.
Страшась саботажа, правительство внимательно следило за публикациями в прессе и, насколько это возможно, за ее читателями. Поводов для волнений было множество. К 1830 году в среде парижской интеллигенции бытовало суждение, что пресса, рожденная в XVII веке на одной волне с «La Gazette», «La Muse historique», «Le Mercure gallant» и «Le Journal de Paris», внесла огромный вклад в великие перемены ушедшего столетия, оказала влияние на все события: от Великой французской революции до террора, Директории, Бонапарта и обеих реставраций. При Июльской монархии пресса набрала популярность и авторитет, которых не знала с начала XVIII века, со времен, когда новые идеи, информацию, теории и анекдоты распространяли по всему городу
Лучшей, по крайней мере, по уровню продаж, была основанная в 1815 году во времена наполеоновского Ватерлоо газета «Le Constitutionnel» — прогрессивное антиклерикальное издание. Луи-Филипп на короткое время закрыл заподозренную в бонапартизме газету, но издание продолжало пользоваться невероятной популярностью среди читателей, обожавших колонки литературных сплетен (нескончаемые нападки на движение романтиков ценили читатели из обывателей). Газета публиковала таких мэтров литературы, как Жорж Санд, Александр Дюма и Эжен Сю (позднее газета станет трибуной язвительного критика и комментатора Сент-Бева). Жесткую конкуренцию «Le Constitutionnel» составляла «La Presse». Она была гораздо дешевле, отчасти благодаря тому, что первой начала размещать на своих страницах рекламные объявления. Редакторы других изданий громко высказывались против такого способа ведения дел, но вскоре метод привлечения рекламы стал весьма популярным. К концу столетия «La Presse», в редакции которой практически был изобретен пост иностранного корреспондента, стала самой читаемой газетой Парижа и Франции.