Париж: анатомия великого города

Расчистка этой местности и снос древних окрестных кварталов предоставляли большее пространство транспорту, стекавшемуся на остров или двигавшемуся в сторону провинций. Загруженность речных транспортных путей также росла, пробки на Сене превратились в серьезную помеху торговле. Виноторговцам особенно сильно досаждали задержки поставок хмельного товара на городские рынки. Доки у берега, который позднее превратился в Гревскую площадь (сегодня — площадь Ратуши, Пляс Отель-де-Билль), реконструировали, но заторы у мостов, застроенных деревянными домами и лавками, стали почти непреодолимым препятствием движению по реке и даже создавали опасности на пути барж. Городские власти решили не строить новые мосты, а переместить столичную торговлю на север города. Мясники и торговцы рыбой расположились вокруг доков, чем продлили рынки до улицы Сен-Дени; набережную и мосты заполнили иностранные купцы, менялы и жулики.

Король Филипп был человеком жестоким, и немало его почитателей-простолюдинов подражали ему в этом. В деловом и меркантильном Париже не было места для стариков, слабаков или немощных. Крестьяне боялись столицы, ведь, по их мнению, она кишела опасными преступниками и распутными шлюхами. Распродав товары на ярмарке, они со всей возможной поспешностью пускались в обратный путь к своим деревням. Филиппу-Августу удалось придать блеск политической репутации Парижа, продемонстрировать его военную мощь, вывести столицу Франции вперед всех конкурентов, не оставив городов-соперников даже в дальних странах. Столетие спустя после смерти Филиппа город все еще удерживал прочное положение, заняв достойное место в развернувшихся бурных событиях эпохи Возрождения.

Изгои

Первой заметной переменой в городской жизни в новом тысячелетии стало вполне ощутимое ослабление пут жесткой общественной иерархии. Хотя у церкви и в миру существовало четкое представление о непреложной структуре общественного устройства (летописец Рауль Глубер определил общественную иерархию терминами «maximi», «médiocres» и «minimi»: король, рыцари, аристократия и их вассалы), в реальной жизни из-за политической раздробленности и наличия множества спорных территорий возникали неразбериха и произвол.

Город был не так открыт миру, как могло показаться на первый взгляд. В столице к тому времени сформировалась еврейская община. Вернее, евреи населяли столицу уже в V веке (о евреях-парижанах упоминал и Григорий Турский), они веками торговали и селились на окраинах города. Именно евреи установили прочные торговые отношения с левантийскими странами, французскими городами и южными соседями. В 1119 году на Еврейской улице, которая, как и улица Лантерн, связывала Большой и Малый мосты, были заложены синагога и бани. Существовали еврейские общины также на улицах Скорняков и Вьей Драпери, а иудейские кладбища занимали дешевые земли левобережья, между улицей Лагарп и улицей Пьера Сарразена.

Присутствие в городе евреев — еще одно свидетельство всемирной славы и богатства Парижа. Антисемитизм не заставил себя ждать. Уже рыцари первых крестовых походов, занятые сборами в Палестину, не доверяли евреям и опасались их влияния на экономику столицы: еврейские ростовщики ссужали деньги всем, кто был обязан жертвовать на «святые войны» — часто под грабительские проценты, — всем без разбора, даже каменщикам и виноделам. Недоверие быстро стало поводом для неприкрытого насилия: в 1180-х годах волна нетерпимости к иудеям прокатилась по всей стране. К концу века многие парижские евреи бежали из города, чтобы навсегда поселиться на юге, в Шампани, Бургундии или Эльзасе.

Однако были и те, кто, несмотря ни на что, вернулся, вновь поселился в своих старых домах или нашел прибежище вблизи Гревской площади и рынков Шампо. Вот тогда, в начале XIII века, Париж и стал культурным центром французских евреев. Чтобы послушать великого учителя Иегуду бен-Ицхака, известного как рабби Сир Леон, властителя умов Еврейской школы Парижа, ученые евреи съезжались со всего мира. Крестовые походы, а затем святая инквизиция изрядно повлияли на умы христианской Европы, и антиеврейские настроения росли и воплощались в жестоких и исполненных ненависти выпадах. Кроме того, иудаизм смешивали с ересью катаров, охватившей всю юго-западную Францию. В 1242 году по приказу папы Григория IX на Гревской площади было предано огню двадцать четыре телеги талмудической литературы. Нередки были и убийства; в 1290 году еврея по имени Ионафан признали виновным в богохульстве и ростовщичестве и сожгли заживо.