Относительный порядок на улицах появился лишь после образования в 1160 году поста «grand prévôt»[50]
Парижа. Первым, в нужный для столицы момент, его занял некий горожанин по имени Этьен. Префектом обычно становился не урожденный парижанин (в XV веке им стал даже англичанин); это делалось, чтобы избежать малейших связей чиновника, занимавшего данный пост, с преступным миром Парижа. Но все равно префекты часто оказывались вовлечены в контакт с преступными бандами или королевскими телохранителями (тоже не отличавшимися чистотой репутации), их даже прозвали «roi des ribands» — «королями бесстыдников». Префекты не чурались убийств; в 1200 году поговаривали, что префект Парижа Тома был замешан в насильственной смерти пяти студентов из Германии. Нередко префектов отлучали от церкви, а то и вешали за ересь. Мрачным гротеском кажется история с префектом Гийомом де Тиньонвиллем, который в октябре 1408 года приказал повесить на виселице Монфокон двух студентов, осужденных за убийство. Университет и нанятые им законники вцепились в это дело и в мае следующего года выиграли апелляцию. Гийому было приказано снять тела повешенных, которые гнили на виселице всю зиму, и отвезти их в приход Ле Матьюрин и похоронить. Ужаснее стало наказание, на котором настоял один из университетских адвокатов: Гийом в знак раскаяния обязан был поцеловать обоих студентов в губы. Приговор был исполнен.Вопреки всем преступлениям и порокам чиновников, пост префекта закрепился в традиционной администрации Парижа, сложившейся еще в галло-римские времена, позаимствованной, в свою очередь, от греко-римской «politia» — формы гражданской администрации. В VII и VIII веках в Римской империи графы служили французским монархам своего рода управляющими: поддерживали порядок, ловили преступников, заботились о поставках продовольствия по приемлемым ценам, следили за моралью общества (проще говоря, контролировали проституцию) и судили народ по закону. Эти функции управления оставались более или менее неизменными вплоть до 1789 года. Важно помнить, что власть префектов исходила от короля, а не делегировалась общиной.
Такой высокий пост неизменно сопровождала коррупция, и потому Людовик — невротический религиозный фанатик — поставил на него в 1261 году казавшегося неподкупным Этьена Буало (в некоторых документах его имя пишется как Буалевр). Первой задачей Буало было урегулировать городскую экономику (или хотя бы предпринять попытку), определить корпоративные границы гильдий и упорядочить «Livre de métiers» («Книгу промыслов») — перечень всего, что производилось, импортировалось, вывозилось и потреблялось Парижем XIII века. Для полицейского тех времен это была обычная задача.
Перепись Буало обнаружила более 120 гильдий, в которых состояло более 5000 членов, обучавших помощников или учеников и производивших товары от пива до ножей; гильдии иногда делились на подразделения — например, одно подразделение отвечало за брожение хмеля, другое за продажи и развоз, и так далее. Никто не считал странным, что карманники, наемные убийцы и попрошайки создали собственные гильдии, очень походившие на ремесленные, — и те и другие были заинтересованы в том, чтобы заработать побольше, а трудиться поменьше. В провинциях парижских ремесленников считали пьяницами и лентяями. Яростные столкновения, вызванные одним недобрым словом или задержкой заработной платы, были обычным явлением.
Под Буало действовал целый ряд «commissaries-enquêteurs» — малых магистратов, ведущих свою историю как минимум с VII века, и «sergents»[51]
— жестких драчливых типов, занимавшихся рэкетом и дуэлями по найму. Типичный полицейский рейд происходил, как правило, ночью: группа приставов выезжала для проведения следствия о волшбе, завышении цен мясником или пивоваром или о прелюбодеянии.В черном одеянии и в бархатном берете, вооруженный большим мечом, в сопровождении почетного караула, Буало выглядел весьма внушительно и в собственной резиденции Шатле, и при дворе. Жуанвиль описывал его «таким строгим, что никакой преступник, убийца или вор не посмел бы остаться в Париже из страха быть повешенным или высланным». Короля сильно заботили городские проститутки, в обычае которых было носить на поясе яркие ленты. Особенно оскорбляла чувства Людовика привычка «filles publiques»[52]
в голос поносить священников, отказавшихся воспользоваться их услугами. Обычным оскорблением тех лет было слово «содомит». Даже Буало не удавалось изгнать гулящих дев из города, он не сделал этого отчасти из опасения вызвать уличные волнения. Так что префект и монарх довольствовались иллюзией того, что в Париже все в порядке.