Считалось, что политический и религиозный центр города сосредоточен вокруг собора — на Ситэ. Величавое и роскошное здание Отель-Дье, знаковое для города место, стояло здесь же, напротив Нотр-Дам, а проживали в нем тридцать монахов и двадцать пять монахинь. Левый берег был соединен с островом Ситэ Малым мостом, а правый — двумя: Большим и де Мибрай (или «Половинчатым»), сходившимся с Малым мостом и обеспечивавшим прямое сообщение между левым и правым берегами Сены. Перебраться с одного берега реки на другой даже в эти времена было подобно переезду из одной страны в другую, от одного образа жизни к совсем иному. Бывали даже случаи, когда люди отказывались переселяться на другой берег, утверждая, что учиться на противоположной стороне нечему и смотреть не на что.
В это время зародился так раздражавший благородное сословие Парижа класс буржуа. Впервые термин «буржуа» встречается в королевском документе 1134 года и определяет свободных бюргеров города, не подходящих ни под одну из ранее устоявшихся официальных социальных категорий: не подневольный крестьянин, не ремесленник и не аристократ. Париж населяли самые разные люди: нищие, крестьяне, ремесленники, студенты, торговцы, монахи, рыцари, аристократы — достаточно персонажей, чтобы наполнить целый мир. Буржуазия, таким образом, явилась новым феноменом в классификации королевской администрации. Более того, король и аристократия готовы были поделиться с народившимся сословием властью, так как буржуазия не была связана какими-либо клятвами верности и обязательствами.
В эти годы буржуазия окрепла и развила сложную иерархическую структуру, различавшую членов общества по произношению, манерам и состоянию, а не по рождению. Тогда же в обществе определилась «высшая буржуазия» — класс, опасно приблизившийся к аристократии, подражающий ее манерам, но жестко отделявший себя от нее запросами и требованиями.
Самые знаменитые семьи Парижа в определенной степени связаны с буржуазией того периода или произошли из ее среды. В столице в то время проживало примерно 100 000 человек, и приток мигрантов быстро переполнил город. Большинство новых домов были построены из дерева (потому оказались недолговечны, и сегодня их не осталось). Высокие, узкие и ненадежные здания были перенаселены, средняя площадь комнаты не превышала десяти квадратных метров, а все семейство буржуа, со слугами, животными и садиком перед домом, в среднем занимало около 80 квадратных метров. Большинство жилых помещений были обращены окнами не на улицу, а во двор, фасады зданий не превышали шести-семи метров в длину.
В Париже было не больше двадцати влиятельных семей, но власть их была огромна. Все они искали сближения с расчетливой и состоятельной торговой буржуазией. Давшая свое имя нескольким парижским улицам семья Бурбонов, например, состояла с торговцами и речными купцами в союзе более тесном, чем с монархическим домом. То же самое можно сказать о семье Арроде, связанной матримониальными альянсами с Бурбонами и основавшей часовню своего имени. Даже богатейшая семья Парижа Жантьен, обустроившаяся в роскоши на улице Ламбер де Шиль (ныне улица Руа-де-Сисиль), считала необходимым наращивать и укреплять добрые связи с новорожденным средним классом, а не с королевскими лизоблюдами.
Именно нелюбовью и страхом перед новым классом объясняются некоторые странные законы 1294 года Филиппа Красивого, запрещавшие буржуа владеть каретами, носить мех горностая и драгоценные камни, иметь больше одной перемены одежды в год и покупать иностранные продукты. Однако законы эти не соблюдались, и в Париже процветали винные рынки, торговцы специями, портные и ювелиры со всей Европы.
Чувство зависти Филиппа Красивого по отношению к новому классу парижан не мешало ему, тем не менее, транжирить деньги, которые буржуа приносили городу. В своем «Трактате во славу Парижа» Жан Жанденский описывает великолепный пир, который в июне 1313 года Филипп устроил в честь короля Англии Эдуарда II. За два дня празднования королевские гости поглотили 380 баранов, 200 щук, 189 свиней, 94 быка и 80 бочек вина. Париж, по словам Жана, был «городом, полным чудес», равного которому нет во всей Европе.
Нет ничего удивительного в том, что при Филиппе Красивом город почти полностью обанкротился. Король был одержим строительством зданий и памятников самому себе — чего стоит только крыло дворца Филиппа-Августа на острове Ситэ — проект, который, несмотря на вложенные в него средства, так и не был завершен. Грандиозные проекты обошлись городу в огромную сумму. Когда денег не хватало, Филипп конфисковывал частные владения, отказывался от своих личных долгов и учредил новый, крайне непопулярный налог на ведение дела в черте города