Париж никогда тебя не оставит

Дверь открыл Хорас. Что она чувствует относительно произошедшего между ними, Шарлотт тоже не могла решить. С тех пор они уже виделись на работе, но ни один ни разу не заикнулся о той вечерней поездке по пустующей редакции. К счастью, – неужели она только что подумала об этом как о счастье? – прежде чем кто-либо из них успел что-то сказать, у него за спиной появилась Ханна. Она пригласила Шарлотт зайти, но та ответила, что заглянула только на минутку. Кассуле[48], которое осталось у них с выходных, уже стояло в духовке. Шарлотт просто хотела поблагодарить ее за то, что помогла Виви найти ту фотографию.

– Она в восторге.

– Меня удивляет, что тебе не пришло в голову сделать это самой.

– Мне пришло. Я написала паре друзей. Но после бомбежки…

– Я думала, Париж не бомбили.

– Иногда бомбили. Но чаще это были уличные бои, и мародерство, и общий хаос. Результаты, в общем-то, те же. Ни у кого, кому я писала, ничего не осталось.

– Это было тактично, – заметил Хорас, когда Шарлотт ушла к себе наверх.

– Помогать Виви достать фотографию?

– Спорить с Шарлотт насчет бомбардировки Парижа.

– По тому, что я читала, бомбардировок там практически не было.

– А сколько их должно было быть?

– Ну хорошо, это было бестактно, но я вообще не верю, что она кому-то писала. Я не верю, что она хотя бы пальцем пошевелила, чтобы найти эту фотографию.

Он промолчал.

– Это несправедливо по отношению к Виви, – продолжала настаивать она. – То, что девочка никогда не знала своего отца, – уже грустно. По крайней мере, у нее должно быть о нем хоть какое-то представление.

– Что она должна, а что – нет, не наше дело, – сказал он, направляясь в сторону своего кабинета.

Она последовала за ним.

– Я не согласна. Я не могу стоять в стороне и смотреть, как страдает ребенок. Может, тот брак был ошибкой – люди, должно быть, спешили пожениться, пока не кончилась война, так же, как и здесь, – но она не вправе отыгрываться на Виви.

Он остановился, а потом развернул коляску к ней.

– Может, она вовсе ни на ком не отыгрывается. Может, это вообще не имеет отношения к ее покойному супругу. Может, ей просто не хочется тревожить старые воспоминания. Время было не слишком приятное.

Минуту-другую Ханна молча смотрела на него. Он выдержал ее взгляд. Ему было прекрасно известно, что сейчас последует.

– Это то, что мы называем проекцией, – сказала она.

– Прибереги свои наставления на тему аналитической терминологии для Федермана. Это то, что я называю уважением личных границ.

* * *

Шарлотт сделала копию фотокарточки. Теперь Лоран стоял у нее на комоде, как и у Виви. Дочь каждый вечер преданно желала ему доброй ночи. Шарлотт не то чтобы специально избегала смотреть на фотографию. Иногда она ловила себя на том, что мысленно просит у нее прощения. Я это сделала ради Виви, поясняла она. И могла поклясться, что губы на фотографии слегка кривились.

Как-то раз она зашла к Виви пожелать ей спокойной ночи и увидела, что дочь сидит на краешке кровати и сосредоточенно разглядывает фотографию.

– Мне этот снимок нравится, но было бы здорово иметь еще один, из армии. Где он в форме.

– Как отец Прю Мак-Кейб?

Виви пожала плечами.

– Мне такая фотография нравится больше, – сказала Шарлотт. – Он никогда не был поклонником чего-либо военного.

Виви встала и принялась расстегивать школьную форму.

– А ты знала, что дядю Хораса представили к медали Почета, которую выдает конгресс?

Шарлотт, которая уже выходила из комнаты, обернулась:

– Что?!

– Тетя Ханна мне рассказала, когда мы писали те письма, чтобы найти фотографию. Я рассказывала ей об отце Прю Мак-Кейб, и она сказала, что дядя Хорас защищал бункер и убил кучу японцев – совершенно один. Именно тогда он и был ранен. Это было во время битвы при Буне – так это, кажется, называется. После этого командир его полка представил его к медали, но дядя Хорас ее не получил.

– Почему же нет, если он в одиночку убил столько японцев?

Героизм всегда вызывал у нее подозрения – даже героизм Хораса.

– Потому что он – еврей.

Шарлотт покачала головой:

– Тебе не стоит постоянно смотреть на все сквозь такую призму – национальности и религии. Ты становишься похожа на бабушку Элинор Хэтэуэй.

– Хотя я не на все смотрю сквозь призму, но это и вправду имеет отношение к религии. Тетя Ханна говорит, это широко известный факт. Она говорит, что евреям медаль Почета не дают. И неграм тоже. Какими бы они храбрыми ни были. Она сказала, что читала одну статью, где они задали этот вопрос какому-то генералу. И знаешь, что он ответил? «Медаль Почета еврею или негру? Не смешите меня».

– Не верь всему, что ты слышишь. Или читаешь.

– Но дядя Хорас – это и есть доказательство. Его командир представил его к медали, и есть люди, которые хотят, чтобы он за это боролся, но он отказывается.

– Вот теперь другое дело. Хорас, который отказывается бороться за медаль, – это звучит как единственная правдивая часть истории.

* * *