Французский публицист Луи Лазар выступал ожесточенным противником проекта Османа: он указывал, что в результате перестройки Парижа исчезло 57 улиц и переулков, было снесено 2227 домов и более 25 000 жителей, преимущественно бедняков, были вынуждены переселиться на окраины. По его мнению, реконструкция вела к резкому разделению населения Парижа на богатых и бедных и неоправданному притоку экономических мигрантов в столицу.
Улицы Парижа во время наводнения 1910 года
Русский писатель Д.В. Григорович, совершивший в 1858–1859 гг. путешествие вокруг Европы и описавший его в ряде очерков, носящих общее заглавие «Корабль Ретвизан», подчеркивал, что реконструкция Парижа привела к искажению исторического облика города и была нацелена главным образом на усиление позиций Наполеона III – чтобы тому было легче держать граждан под контролем. Д.В. Григорович писал:
«Не понимаю, какой бес укусил парижан, но они приняли, по-видимому, намерение повалить весь старый Париж; половина города заставлена лесами; на многих площадях и улицах заборы с выглядывающими поверх их обломанными стенами и трубами; путь поминутно преграждается рядами громадных телег с тесанным камнем, известью; со всех сторон сыплется мусор и раздаются стук лома и крики штукатуров; расположение к перестройкам обнаружилось прежде всего у Наполеона III; оно быстро привилось к буржуазии и мгновенно заразило всех до степени белой горячки. Что Наполеон так усердствует в перестройке Парижа, – дело понятное; ясно, к чему ведут эти широкие, прямые улицы, перерезывающие город по всем направлениям и замкнутые по концам казармами с такими окнами, что страх берет идти мимо: так и ждешь, что высунется оттуда пушка и начнет стрелять картечью. Но вот что удивительно: из чего так хлопочут парижане? Не всех же до такой степени одурманивает тщеславие, чтобы верить, что проекты Наполеона служат только к украшению Парижа! Может быть и то также, что неугомонная деятельность парижан, теснимая со всех сторон, рада миролюбиво ломать дома, ворочать камни и разрушать улицы?!»[119]
Специалисты отмечают, что барон Осман строил парижские магистрали, как Николай I – железную дорогу из Санкт-Петербурга в Москву, по прямой, сокрушая все на своем пути. Он проложил «по живому» множество проспектов и площадей. В местах, где большой считалась улица в пять метров шириной, теперь появлялись засаженные каштанами бульвары шириной в тридцать метров.
Особенно досталось острову Ситэ, где были разрушены практически все здания вокруг Собора Парижской Богоматери.
В 1867 году историк Леон Галеви писал: «То, что сделал месье Осман, не имеет аналогов. С этим согласны все. Месье Осман сотворил за пятнадцать лет то, с чем другие не справились бы за целый век. Но на сегодня хватит. Будет еще XX век. Давайте оставим какую-то работу тем, кто тогда будет жить».[120]
В этой фразе видно сильное раздражение: Леон Галеви предлагал взять паузу не на какой-то короткий срок, а как минимум на три с лишним десятка лет.
Конечно, обвинители будут всегда, и обвинителями быть легко. И они не всегда были справедливы. На самом деле, барон Осман радикально улучшил систему парижской канализации, снизил плотность населения, а это привело в числе прочего и к тому, что сильно снизилось количество смертей от эпидемий. Наконец, он построил жилья больше, чем снес.
Но тут важно другое: деятельный префект полностью уничтожил уклад жителей столицы. Он разрушил город, в котором они выросли, он уничтожил их привычную среду обитания, создав на ее месте новую и, как многие считали, очень помпезную.
Но людские страдания быстро забываются, а вот город остается. Однако того, что Осман сделал с Парижем, ему не простили, сочтя отлаженную систему канализации слишком малой компенсацией.
Шарль Бодлер в стихотворении «Лебедь» написал (перевод А.М. Гелескула):