Париж слезам не верит

Проводив его, Лиза поднялась в гостиную. Александра Васильевна как ни в чём не бывало сидела за круглым столиком у открытого окна и попивала английский колониальный чай с вишнёвым конфитюром. Румяная и весёлая, она выглядела вполне довольной.

— Зачем вы устроили это представление? — укорила её дочь. — Граф такой хороший человек, а вы его обидели.

Лукавый огонёк мелькнул в глазах госпожи Браницкой.

— Я хотела посмотреть, удалось старику Семёну вытоптать в нём породу? Долго он будет терпеть мои издевательства?

— Ну и каков результат вашего эксперимента? — устало спросила Лиза, садясь рядом и уронив руки на колени.

— О! — удовлетворённо протянула Александра Васильевна. — Вышколили его на славу! Этот, — графиня кивнула на портрет, — убил бы меня при первой попытке возражать. Но всё же, — на полных губах Браницкой расплылась мечтательная улыбка, — наш мальчик.

— Вечно вы что-то выдумываете, — вздохнула Лиза. — После вашей выходки, может статься, граф больше не приедет.

— А тебе-то что за беда? — фыркнула почтенная матрона. Но, поймав расстроенный взгляд дочери, смягчилась: — Приедет, куда он денется? Полтора миллиона на дороге не валяются.

Лиза снова вздохнула и, не притронувшись к чаю, побрела к себе наверх. Ей бы хотелось, чтобы друг Шуры Бенкендорфа бывал у них не только ради денег.

Глава 7. Дуэль

В самом начале войны поручик Казначеев служил адъютантом у генерала Балашова и находился в Ставке государя в Вильно. При известии о том, что Наполеон форсировал Неман, войскам приказано было отступать к реке Дриссе. Главная квартира с обозами, канцеляриями и толпами свитских дармоедов потянулась туда же. Саша, влачась в суматохе с остальными, и помыслить не мог, что увидит грозного повелителя французов всего через день.

Император призвал Балашова поздно вечером и велел ему спешно отправляться к Бонапарту с письмом. Подобный обмен любезностями был неизбежен. Прежде чем начать стрелять, следовало поздравить друг друга со вступлением в войну. Балашов пребывал в сомнениях. Не то чтобы он опасался Наполеона — парламентёр неприкосновенен — нет, просто багаж уже был отправлен к Дриссе, а с ним парадный мундир. Генерал оставался в одном полевом, о чём и сказал царю. Но Александр Павлович решения не отменил и нового кандидата на роль посла не назначил, а его суровый взгляд Балашов истолковал адъютанту просто:

— Велит езжать хоть в подштанниках.

Саша спешно собрался. Он всегда был расторопным помощником и уговорил генерала Комаровского уступить начальнику свой парадный мундир. Балашов пыхтел, насилу впихивая тучное тело в трещавший по швам кафтан с чужого плеча, и обещал весь следующий день ничего не есть, чтобы ремень худо-бедно сошёлся на необъятном брюхе. Утром государь со свитой отбыл из Вильно, а Балашов в компании адъютанта и полковника Михаила Орлова, понурив голову, поехал к французским аванпостам. Трубач протрубил. Генерал назвался. Французы завязали им глаза и повезли в штаб маршала Даву, откуда уже доставили к Бонапарту. Каково же было удивление парламентёров, когда они, сделав крюк и изрядно подождав, вернулись в Вильно, откуда начали путь. Император французов встретил их в той же комнате губернаторского дворца, в которой благословлял на дорогу собственный царь.

Именно тогда у Саши появилось чувство чего-то нереального. Как в кошмарном сне. Ещё больше оно усилилось при виде грозного владыки полумира. Корсиканское чудовище сидело на канапе и ело твороженные колечки в сахарной пудре. За оттопыренный ворот его мундира была заправлена белая салфетка. В руках Наполеон держал изогнутую, как лепесток розы, фарфоровую чашку с золотым ободком. Узрев парламентёров, он живо отставил от себя угощение.

— Письмо моего брата Александра! — воскликнул Бонапарт с неподдельной радостью. — Слава Высшему Существу! Царь всё-таки одумался!

Казначеев смотрел на кумира миллионов во все глаза. Наполеон был мал, но довольно ловок. В его движениях чувствовалась стремительность и властная сила.

— Нас поссорили англичане, — продолжал он. — Мерзавцы! Ваш царь слишком доверился им, и вот я здесь. Хотя должен был бы высаживаться в Дувре! Почему вы продаёте британцам хлеб и чугун? Если бы не это, я бы уже покорил остров! — Бонапарт развернул письмо, пробежал глазами и с раздражением бросил на стол. — Ваш царь не хочет со мной встречаться! Как это понимать? Где он собирается заключать мир?

— Мой государь, — очень тихо проговорил Балашов, — велел передать вам, что подпишет капитуляцию у Берингова пролива.

— Где это? — резко осведомился Наполеон. — Карту!

В комнате появились Бертье и Даву. Они раскатали на чайном столике великолепную карту с основой из итальянского шёлка, в которую удобно было втыкать флажки на булавках. Рука императора поползла по бумаге на северо-восток.

— Не вижу никакого пролива!

Орлов наклонился над столом.

— Берингов пролив отделяет Азию от Америки. Это крайняя точка нашего государства. — Его палец упёрся в синюю подковку в дальнем правом гулу.

Бонапарт с минуту молчал.