Париж слезам не верит

Оказавшись на лестнице, он не сразу понял, куда идти в этом запутанном, тесном доме. Сунулся в один коридор, во второй. Чиркал по нависшему потолку макушкой, задевал о белёные стены плечами, от чего на рукавах его мундира оставался мел. Наконец ему удалось найти выход. Веранда, пусть другая, тоже открывалась во внутренний двор. Квадратики солнца на полу, дрожь китайских роз в кадках. Чёрт возьми! Что же делать с документами? И со шляпой? Злодей-привратник опять куда-то запропастился. Не возвращаться же. Глупейшее положение! Войти в комнату и сказать: «Извините, графиня, вы тут насорили моими бумагами, а мне они ещё пригодятся!»

— Ваше сиятельство, — сзади послышались торопливые шаги. За его спиной в полутёмном дверном проёме появилась Лиза. Она выглядела испуганной и несчастной. В руках у неё были папки и свёрнутый трубой план имения, подбородком девушка прижимала шляпу.

Михаил Семёнович протянул руки, чтобы принять всё это, сграбастал крайне неловко и уставился на мадемуазель Браницкую с нарочитым недружелюбием. Она ведь была из клана врагов. Что за противное семейство!

— Господин граф, — извиняющимся тоном проговорила девушка, — я хочу просить у вас прощения за маму. Не знаю, что на неё нашло. Впервые вижу, чтобы она вот так с едва знакомым человеком… Умоляю вас, только не отказывайтесь продавать имение! Это для неё очень важно.

— Для неё? — не понял Воронцов. — Почему?

Лиза нахмурилась. Было видно, что ей долго, да и неловко рассказывать. Но, принимая во внимание случившееся…

— Видите ли, моя мама очень хозяйственна, — решилась барышня. — Управление поместьями — её страсть. В своё время она спасла отца от разорения и многократно увеличила семейное состояние. Её любят крестьяне, да и она их любит. Всё это вам неважно. Словом, сейчас ей почти нечего делать. Старшие дети отделены и живут своей жизнью, к тому же они поляки… То, что у нас осталось, — в идеальном порядке. Этой зимой, после смерти батюшки, она сильно болела, собралась даже умирать. Я насилу умолила её не сдаваться. Внушила ей идею ехать в Париж. Говорила: «Мама, как же ты хочешь уйти, не увидев поверженного Парижа?» Это ей так понравилось, что она приободрилась и уже всем повторяла: «Нет, не уйду, надобно посмотреть Париж…» Ваше имение — дар небесный. Она займётся делом, отвлечётся от мрачных идей…

«Перестанет меня терзать», — мысленно добавил за собеседницу Воронцов. Графа поразило выражение её лица, совсем такое же, как бывало у его сестры Катеньки, когда той приходилось извиняться за отца. Благо Семён Романович и в семьдесят не был горазд на выходки. Но всё же, всё же… Иногда солоно достаётся детям при стариках.

— Может быть, вашей матушке заняться внуками? — жёстко спросил граф.

Лиза вспыхнула.

— Я же говорю, они все поляки. Матушка не готова помириться. Хотя после смерти отца я надеюсь, она наконец примет их и позволит мне заниматься племянниками.

Воронцов внимательно смотрел на неё. Бог весть, откуда у него взялась такая бестактность? Не иначе враг рода человеческого дёргал за язык.

— А вам самой не хочется детей?

Лиза ещё ниже опустила голову и упёрлась глазами в пол.

— Хочется. Кому же не хочется? Но не всем Бог даёт.

Она снова напоминала деревенскую барышню. Не ломалась. Не заявляла с наигранным равнодушием: «Я выбрала независимость!» — что в последнее время было модно у британских девиц. Честный вопрос — честный ответ. Мог он после этого не исполнить её просьбу?

— Хорошо, — протянул Михаил Семёнович. — Если ваша матушка сменит гнев на милость и всё же решит торговать имение, я сделаю вид, что сегодняшнего разговора не было.

Лиза просияла.

— Бог наградит вас за доброту!

— Но только предупреждаю, — торопливо проговорил граф, — деньги нужны скоро, и если их придётся долго ждать, я лучше сразу займусь поисками другого покупателя. Поверьте, это не мой каприз. Просто обстоятельства таковы.

— Нет нужды беспокоиться. — Мадемуазель Браницкая воспрянула духом и снова обрела уверенность. — С нашей стороны сделку вести буду я. В такие детали матушка уже не вникает. За деньгами отправлено вчера. Но если время протянется, то мы просто положим в банк мои бриллианты и выплатим всё в срок.

Она не переставала его удивлять.

— У вас с собой бриллиантов на полтора миллиона? — переспросил генерал.

— На четыре, — просто ответила Лиза. — Матушка не оставляет надежду выдать меня замуж. Она полагает, что демонстрация приданого поможет. Но, по-моему, это только отпугивает женихов.

Оба уже смеялись.

— Прощайте, — сказал граф.

Лиза было не решилась подать руку для поцелуя, но он сам требовательным жестом пригласил её к этому.

— Оповестите меня запиской, когда у её сиятельства пройдёт желание гневаться. И на следующий бал наденьте бриллианты.

Мадемуазель Браницкая затворила за ним дверь. Очутившись на улице, Михаил Семёнович должен был признать, что уходит из особняка вовсе не в таком тяжёлом настроении, как ему казалось полчаса назад. Славная девушка! А ещё говорят: яблочко от яблоньки…