Париж слезам не верит

Ящик был из красного дерева с окованными серебром углами. Его внутренность, обитая ярко-зеленым бархатом, имела неглубокие ложи для пистолетов и пороховницы. Изящное творение итальянской фирмы братьев Коминаццо – знаменитых на всю Европу продавцов легкой смерти. Коробка с дуэльным оружием лежала на столе графского кабинета. Лучшая пара из коллекции Воронцова. Сегодня утром Михаил Семенович достал ее в ожидании разговора с Казначеевым.

Три дня Саша провел на гауптвахте, затем явился к командующему, получил бумагу с выговором и дал подписку об отказе от поединка. Оба знали, что это ложь, а так как воспитание заставляло их избегать обманов, чувствовали сильную неловкость.

– Я все же не понимаю, – начал было Воронцов, – зачем именно стреляться? – Все он прекрасно понимал. Но должен был испытать последнее средство. – Можно подать рапорт. Изобличить Малаховского как изменника и палача.

– Я единственный свидетель, – веско заявил полковник. – Остальные в земле. Одного моего слова будет недостаточно. Малаховский от всего отопрется.

Граф повернулся к нему спиной и нервно забарабанил пальцами по подоконнику.

– В конце концов, Александр Иванович, вы штабной офицер, вы дурно стреляете… А Малаховский слывет бретером.

– Это не важно, – с удивительным простодушием отозвался адъютант. – Если есть на свете справедливость, то ему не жить.

Лицо графа исказила болезненная гримаса.

– Один мой друг, капитан Арсеньев, на ваш манер считал, что дуэль – суд Божий. Вздумал стреляться из-за невесты с графом Хребтовичем, тоже поляком, представьте себе. У нас в полку тогда намечалось три дуэли. Две пары я помирил, а собственного друга не смог. Ухлопали Дмитрия, с первого выстрела. И вам могут башку продырявить.

– Значит, так должно быть, – спокойно сказал Казначеев. – Я знаю историю с Арсеньевым. Граф Хребтович тогда вынужден был уехать из Петербурга: его подлость в сманивании чужой невесты из-за дуэли стала всем известна. Если убьют Малаховского, он будет наказан. Если меня, то, благодаря огласке, о причине поединка узнают в свете, и ему уже шила в мешке не утаить. Странно звучит, Михаил Семенович, но мертвому мне поверят больше, чем живому.

– Возьмите хотя бы мои пистолеты, – сказал граф. – Вы уверены, что секундантов там не будет?

Адъютант кивнул.

– Я не хочу никого вмешивать с нашей стороны. И так у вас будут неприятности. Сначала Малаховский возмущался нарушением правил. Педант. – Сашины губы презрительно искривились. – Но когда я напомнил ему, что он теперь служит в русской армии, а у нас законы насчет поединков весьма строги, ясновельможный пан изволили с крайнею неохотою согласиться.

– Даже помолиться за вас и то толком нельзя! – с раздражением бросил граф. – Ступайте.

Казначеев взял коробку со стола и ровным шагом проследовал к двери. Он знал, что его сиятельство, чуть только створки захлопнутся, сядет работать и будет остервенело лопатить бумаги одну за одной, лишь крайней сосредоточенностью выдавая внутреннее напряжение.

Утро едва золотило верхушки буковых деревьев. У корней еще царила зеленоватая мгла. Венсенский лес дремал, прищурив корявые веки, когда Саша въехал под его сень с западной, наиболее запущенной, стороны. Здесь и днем-то бывало немноголюдно. А в предрассветный час только сонные птицы, вспугнутые стуком копыт, взлетали и снова садились на тяжелые ветки. Казначеев огляделся по сторонам, ища противника. Малаховский расхаживал у раскидистого дуба, росшего особняком на лужайке. Поляк был один.

– Вы задержались, господин полковник! – воскликнул он, едва завидев врага.

Адъютант невозмутимо вытащил из кармана серебряный брегет, щелкнул крышкой, посмотрел на циферблат, затем, прищурившись, на небо и покачал головой.

– Пять ровно, как условленно.

– Ваши часы опаздывают!

– Возможно, ваши спешат. – Александр сохранял ледяную вежливость. Между ними уже все было сказано, к чему препираться? – Начнем, пожалуй.

Казначеев спрыгнул с седла и привязал своего мерина у кустов рядом с лошадью противника. Животные мирно пощипывали листья, не проявляя друг к другу ни малейшей неприязни.

– Повторим условия, – потребовал Малаховский. – На пистолетах. Десять шагов. Стреляем, пока один не упадет.

– Пока не будет убит, – уточнил Саша. – Согласитесь, ведь можно и поскользнуться.

Малаховский кивнул. Его раздражало самоуверенное спокойствие полковника. Хотелось вывести его из себя, заставить кипятиться. У этих русских свинцовая кровь!

Саша демонстративно продул пистолеты.

– Воспользуемся вашими или моими?

– Каждый своим, – бросил генерал, извлекая из кожаного саквояжа крупнокалиберный кухенрейтер.

Казначеев не смог сдержать улыбку.

– Вы собрались охотиться на слонов?

– Нет, – поджав губы, заявил поляк. – Хочу добить вас наверняка. Однажды вы уже улизнули.