Париж слезам не верит

– Какова! – воскликнула Аграфена. – Обобрала людей! И не видит в этом ничего дурного!

– Вы тоже не видите ничего дурного в своих похождениях, – отрезал Арсений, который сейчас сердился на весь женский пол.

Груша выпятила губки.

– Ну, это уж вы совсем не к месту!

– Очень даже к месту. Горазды других судить! – Закревский сам не знал, отчего срывается на Толстую. Аграфена уперла кулаки в бока, вовсе не собираясь глотать обиды. Но в это время за кустами орешника мелькнула чья-то воровская харя. Смуглый детина с усищами щеткой и черными, как уголь, глазами.

– Смотрите! Смотрите! Злодей! – возопила Груша. – Он все подслушивал!

Обнаруженный злоумышленник кинулся прочь через кусты, но так как был новичком в парке, оказался перехвачен генералом, вмиг обежавшим заросли орешника по знакомой тропинке. Закревский сбил усача с ног и повалил на землю. Они покатились по песку под азартные крики Аграфены, которая, не долго думая, сняла с ноги туфельку и принялась лупить разбойника каблучком по лбу. Столь дружное нападение обескуражило усача, и он быстро сдался.

– Ты кто таков, мерзавец? – Арсений оседлал чернявого и, расквасив ему нос, держал руку, занесенную для нового удара. – Ну, говори! Чего тебе надо?

– Я Георгиос Мавромихалис, – выдохнул детина, опасливо поглядывая на генеральский кулак. – У меня дело к этой госпоже. – Он скосил глаза на Аграфену, с победным видом обувавшуюся в сторонке.

– Какое дело? – Закревский чуть охолонул, но все еще не опустил руки. – Ну, язык проглотил?

– Пусть ее милость оставит графа Каподистрию. – В голосе поверженного прозвучали нотки угрозы. – Пусть найдет себе другого покровителя. Граф должен жениться на Поликарпе. Наша семья известна в Ионии. Если Каподистрия и Мавромихалисы соединятся, у него будет поддержка на родине. А если он женится здесь, в России, то станет чужим.

– Хорошенькое дело! – рассмеялся Арсений. – Вы, ребята, хотите устроить революцию на наши деньги. А жениться на русской ваш задрипанный граф не может?

– Я вообще не понимаю, о чем речь, – с достоинством произнесла Аграфена. Она уже натянула туфельку и подошла к ним. – Я не собираюсь замуж за статс-секретаря.

На лице усача отразилось безграничное удивление.

– А ребенок?

Возмущению Толстой не было предела.

– Вот наглец! Я не намерена ни с кем обсуждать подобные вещи! Нет никакого ребенка. Уже. Арсений Андреевич, прогоните его!

– Подожди, – одернул ее Закревский. Он снова повернул лицо к Георгиосу и спросил очень строго: – Вы покушались на госпожу Толстую зимой?

– Никто на нее не покушался! – завертелся парень. – Если Мавромихалисы кидают ножи, они не промахиваются! Мы просто хотели напугать ее. Чтоб убиралась со своим щенком! Кто же знал, что она его выкинет! У Поликарпы сегодня праздник. Мы поставим свечу святому Спиридиону!

Арсений снова съездил усатому по носу. Нехорошо, когда люди радуются таким вещам.

– Значит, это вы хотели меня убить? – с обидой переспросила Аграфена. Она была разочарована. Ей-то казалось, что против нее составлен целый международный заговор. – Отпустите его, Арсений, – попросила Толстая. И когда Георгиос встал, влепила тому крепкую пощечину. – Ступай, передай сестре, что она стерва. У меня нет ребенка от Каподистрии. И нет с ним романа. Граф мне надоел.

– Шлюха, – сквозь зубы процедил усач.

– Пшёл вон.

Дерзкий Мавромихалис предпочел ретироваться.

Аграфена и Закревский остались наедине.

– Возможно, вы поясните мне ситуацию? – холодно осведомился генерал.

– Не имею желания. – Графиня гордо повернулась к нему спиной и хотела идти, но Арсений довольно грубо схватил ее за руку.

– Я знал, что вы легкого поведения. Но что вы травите детей…

– Ах, да не травила я детей! – в сердцах воскликнула она. – Был выкидыш. В Пензе. У меня всегда так! Разве я виновата, что залетаю, как кошка? А плод не держится! Никогда!

Ее вдруг затрясло. Она оттолкнула Арсения и полоснула его недобрым взглядом.

– Какое право вы имеете задавать мне вопросы? Вы мне никто! Даже хуже! Я помогала вам… А вы… Вы нас бросили! Трусы! А теперь колете глаза! Пойдите удавитесь на своих орденских лентах! Мы с сестрами были в Смоленске, у тети. Мне было двенадцать лет! Какие вам еще нужны откровения?

Не дав Закревскому слова вымолвить, Аграфена с шумом ринулась от него через кусты, и последнее, что слышал генерал, были ее проклятия по поводу разорванной газовой косынки.

Карл-Роберт Нессельроде, по-русски Карл Васильевич, всему на свете предпочитал экзотические цветы. Хризантемы, китайские розы или даже орхидеи. Потому что и сам в каком-то смысле был экзотическим растением. Сын австрийского солдата-дезертира, принятого Безбородко в Коллегию иностранных дел переписывать бумаги, он родился на борту английского корабля, шедшего в Лиссабон, где его отец к тому времени уже служил торговым представителем.