Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

После Июльской революции для русских любителей парижской жизни наступили сложные времена: российские власти через посла Поццо ди Борго передали своим подданным (в общей сложности их было в тот момент в Париже около 90 человек) приказание покинуть Францию, и лишь позже некоторым из них разрешили вернуться (в их числе был и князь Тюфякин). Российский император опасался, как бы его подданные не заразились в «июльской» Франции революционными настроениями, и хотя дипломатические отношения двух стран, прерванные на время революции, были довольно быстро восстановлены, власти выдавали разрешения на поездку в эту страну крайне неохотно. Согласно французским данным, в 1832 году в Париже проживало 310 русских. Даже родному брату, великому князю Михаилу Павловичу, император не позволил поехать в Париж в 1837 году; не побывал во Франции и цесаревич Александр Николаевич, совершавший в 1839 году путешествие по Европе. Один из официальных документов 1839 года гласил:

«Все начальники губерний поставлены были в непременную обязанность не выдавать паспортов российским подданным на проезд во Францию без предварительного каждый раз сношения с Третьим Отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии о лицах, желающих туда отправиться. Таким образом, в течение второй половины истекшего года разрешено было снабдить паспортами во Францию 16 лиц. На вступившие же от военных генерал-губернаторов просьбы некоторых молодых людей о дозволении отправиться в Париж для усовершенствования себя в науках разрешения не дано, по тому уважению, что нравственное образование там юношества не позволяет ожидать хорошего влияния на молодых и неопытных людей».

В 1843 году положение улучшилось, но крайне незначительно: разрешение выехать во Францию было выдано 74 российским подданным, причем император имел право приказать вернуться домой любому из тех, кто будет сочтен провинившимся. Так произошло, например, с князем Петром Владимировичем Долгоруковым, который жил в Париже с 1841 года, а в феврале 1843 года выпустил в Париже на французском языке под псевдонимом граф д’Альмагро брошюру «Заметка о главных родах в России». Ее содержание вызвало сильное раздражение императора Николая І, так как автор «откровенно рассказал происхождение и домашние тайны некоторых высших фамилий». Сразу же после выхода брошюры Долгоруков был вызван в Россию, взят под арест, а затем сослан в Вятку. С тех пор русские авторы, в книгах которых можно было усмотреть «хулы и клеветы с большими шансами на правдивость» (по емкой формуле агента русской тайной полиции Я.Н. Толстого), оставались жить во Франции (говоря современным языком, становились «невозвращенцами»). При Июльской монархии Франция подобных инакомыслящих России не выдавала. Например, Иван Гаврилович Головин после издания в Париже книги «Дух политической экономии» (в том же 1843 году) тоже получил приказание вернуться на родину; он ответил отказом, был лишен всех прав состояния и заочно приговорен к каторжным работам – но зато остался жить в Париже.

Одним словом, в 1830–1840-е годы не всякому русскому удавалось доехать до Парижа и не всякому пребывание в Париже благополучно сходило с рук. Формально поездки русских в «июльскую» Францию не приветствовались, однако, как это нередко случается, норма и реальность совпадали не вполне. Так, император делал исключения для отдельных лиц, таких как уже упоминавшийся князь Тюфякин или много лет живший вне России дипломат князь П.Б. Козловский. Открыт был путь в Париж и многим великосветским дамам, которые по-прежнему подолгу жили в Париже и принимали русских и французских знакомцев в своих гостиных. Наконец, молодые дворяне, числившиеся на службе по Министерству иностранных дел, попадали в Париж проездом, но с любезного разрешения посла задерживались на месяц с лишним и осматривали все парижские достопримечательности (так поступил, например, весной 1832 года будущий славянофил Александр Иванович Кошелев). В результате уже к концу 1830-х годов в русской посольской церкви, в 1831 году перебравшейся в чуть более просторное помещение на улице Берри, в тот же район Елисейских Полей, где на улице Буасси д’Англ'a находилось в 1828–1839 годах русское посольство, опять собиралась «блестящая и многочисленная толпа русских», и роскошных экипажей здесь было, по свидетельству А.И. Тургенева, «более прежнего». Впрочем, сравнительно с другими иностранными колониями русская все равно оставалась невелика: согласно тогдашним французским данным, в 1839 году в Париже проживало 1830 русских.