Парижская мода. Культурная история

Французы молчаливо смирились с британским импортом молодежной культуры; они называли ее модой yé-yé (ориентируясь на песни «Битлз») и «английским стилем» (le style anglais). Хотя французская модная пресса не спешила признать новую моду чем-то большим, нежели простым подростковым увлечением, французские дизайнеры в конце концов были вынуждены принять вызов. В отсутствие собственной аутентичной молодежной культуры некоторые французские модельеры использовали футуристические образы как метафору молодежного стиля. Андре Курреж и Пьер Карден сделали себе имя, создавая модели в стиле «космического века». После десяти лет работы ведущим модельером в доме Balenciaga Курреж в 1961 году открыл собственный модный дом. Однако его положение по-настоящему упрочилось после появления его весенне-летней коллекции 1965 года, включавшей в себя серебряные брюки «лунная девушка» и белые мини-платья с подходящими кожаными сапогами, шлемами и солнцезащитными очками. Во Франции новый стиль назвали «революцией Куррежа».

«Именно я изобрел мини, – настаивал Курреж. – Мэри Куант лишь коммерциализировала эту идею», на что Куант с уверенностью заявляла: «И в этом все французы. Я не против, но я помню это иначе. Мода, как я ее вижу, неотвратима. Не я и не Курреж изобрели мини-юбку – это сделали девушки с улицы»[514]. Конечно, девушки с улицы никогда не смогли бы позволить себе мини-юбки от Куррежа, однако француженки вполне обходились недорогими моделями мини. Журналисты опрашивали знаменитостей: «Вы за „мини“ или против?» Коко Шанель, которая в 1920‐е годы прославилась тем, что шила самые короткие юбки в Париже, объявила, что «мини» – «неприличный, нескромный» стиль, который не подходит даже юным девушкам. Сен-Лоран, напротив, заявил: «Я обожаю свою эпоху, yé-yés, бутики… Костюм Шанель подобен костюму эпохи Людовика XIV, потрясающий документ»[515].

«Высокая мода мертва»

Готовая одежда, или «конфекцион», существовала во Франции на протяжении целого столетия; эта индустрия, однако, была небольшой и не слишком амбициозной. Кроме того, она почти целиком принадлежала евреям и была уничтожена во время нацистской оккупации. После войны и в 1950‐е годы высокая мода оставалась «единственным творческим центром» французской моды. Однако к началу 1960‐х годов отрасль начала меняться.

Появление неологизма prêt-à-porter, буквального перевода английского термина «ready to wear» («готовое к носке»), служило репрезентацией нового этапа демократизации моды и – одновременно – еще большей стандартизации массового производства. Сочетая «высокую моду и готовую моду», создатели prêt-à-porter перестали копировать модели великих кутюрье и предложили потребителям собственную интерпретацию современной моды[516].

В Париже появились новые модельеры. Многие из них были женщинами, которые работали на производителей prêt-à-porter. Одной из самых влиятельных дизайнеров была Эммануэль Хан, бывшая модель в доме Balenciaga, которая выпустила свою первую модную линейку в 1961 году. Иногда ее называют французской Мэри Куант. Хан прославилась молодежными моделями, например кюлотами. Ее работы, наряду с произведениями Кристиан Бейли, еще одной бывшей модели из дома Balenciaga, сформировали феномен, который американская журналистка Мэрилин Бендер назвала «проектом революции yé-yé»[517].

«Высокая мода мертва, – заявила Хан в 1964 году. – Я хочу создавать уличную моду… социалистическую моду для масс»[518]. Мишель Розье, дочь Элен Гордон Лазарефф, в то время редактора журнала Elle, также ориентировалась на молодых женщин. Известная как «виниловая девушка», из‐за своих блестящих плащей, Розье настаивала, что «все прекрасное имеет право на существование, эксцентричное так же, как и рациональное, при условии, что оно дешево стоит».

Пако Рабан, увидев работы Хан и Бейли, предложил им сотрудничество. Вскоре Розье начала использовать его пластиковые украшения, что в итоге привело к появлению пресловутых платьев из пластика и металла, а также бумажного платья для компании Scott Paper. «Оно очень дешевое, и женщина наденет его лишь однажды или дважды. Для меня это – будущее моды», – сказал Пако Рабан[519].