Парижский мститель. 10 лет прямого действия

На всех фронтах деполитизация набирала силу. А вместе с ней и классовый коллаборационизм. Если партизаны терпели неоспоримые военные поражения, то революционные левые в целом испытывали куда более страшные структурные проблемы. Во Франции деполитизация сопровождалась множественными предательством, искусственно создаваемыми проблемами и шатанием. Примирение с Миттераном стало причиной не столько пацифистского легализма, сколько отсутствия убедительной стратегии революционной вооруженной борьбы. Чм больше крайне левые, благодаря своему пацифистскому легализму, сотрудничали с новым режимом, тем больше это способствовало общей деполитизации.

Если в то время мы не обладали необходимой ретроспективностью, чтобы осознать во всей полноте надвигающийся великий исторический разворот, мы могли видеть ужесточение классовой войны. Поэтому для нас было логично ответить на это возобновлением революционного действия: начать войну против создателей войны, саботировать военную политику, депацифицировать тыловые базы империализма и восстановить пролетарское сопротивление в соответствии со ставками этой конъюнктуры. Вместо того чтобы прозябать в безвестности оппортунизма, мы выбираем путь коммунистов всех времен: превратить империалистическую войну в революционную гражданскую войну.

Дебаты и раскол в организации

Даже внутри организации наша линия была далека от большинства. Поиск общей политики для нового этапа длился несколько месяцев. Это вызвало множество споров между различными группами и основными секторами движения, контактировавшими с нами.

Борьба в Барбесе оставила глубокое впечатление на те сектора организации, которые принимали в ней участие. В ходе этой борьбы обнаружился глубокий разрыв. Позиции стали непримиримыми. Из этого наблюдения должна была возникнуть новая конфигурация.

Ослепленные прославлением «нового всего», ликвидаторы[31] обрекли себя на деполитизацию перед лицом неолиберального наступления. Их «низовая» ориентация была отмечена влиянием доминирующей идеологии на рабочий класс и мелкую буржуазию: краткосрочное управление, отступление к индивидуальному, конкретному и возможному, удовлетворение близостью, которое неумолимо порождало религию конкретного.

В отсутствие реальной цели это было не более чем вечное настоящее управления протестом. Реальное движение больше не понималось как процесс. Священное ранее, ныне движение стало фиктивным.

На такой карикатуре «движения» нельзя построить ничего прочного. Это подтвердилось на практике. Через несколько месяцев после раскола эта тенденция погрузилась в управление эпизодическим и частичным активизмом. Низовая борьба превратилась в парасиндикализм, живущий в разобщенных кампаниях.

Милитаристская тенденция не переставала настаивать на возобновлении наступательных операций. Но это наступление уже не придавало им того значения, к которому они привыкли. Митинги становились все более и более конфронтационными. Притворяясь, что неукоснительно следуют линии старого «Прямого действия», они отказывались разобраться с мутациями времени, увидеть, какие тенденции в обществе развиваются с реакционным поворотом. Столкнувшись с этим отказом, наши позиции стали несовместимыми, и разделение было неизбежным. Приветствуемые СМИ, они объявили свою программу: «Прекратить символические акции». Это вызвало у нас улыбку. Но полицейские восприняли эти речи всерьез. Период полулегальности заставил этих подражателей поверить, что они могут говорить все, что угодно, а потом встретиться в местном баре и пропустить по половинке. В течение нескольких недель копы арестовали дюжину лидеров, разрушили их структуры и сорвали все намечавшиеся акции. Остальные быстро растворились в воздухе. И больше о них ничего не было слышно.

Что осталось от АД в конце 1982 года

Мы только что успешно провели две инициативы: освобождение ПП и борьбу в Барбесе и Страсбурге-Сен-Дени, которые мобилизовали сотни людей. Но организация от этого не окрепла. Мы не смогли кристаллизовать симпатии, порожденной этими инициативами. Большинство боевиков, сформировавшихся на этом полулегальном этапе, которых мы считали готовыми к более радикальной борьбе, разбежались при первом же наступлении государства. Первые – в апреле, другие – во время пропагандистской кампании, обвинявшей АД в нападении и убийстве на улице Розье и во время роспуска в августе 1982 года. Эти группы могли вести полулегальную борьбу, занимаясь оккупацией и небольшими нападениями. Но они не смогли уйти в подполье. Это еще раз продемонстрировало, что вооруженная организация не формируется путем легальных или даже полулегальных действий, которые позволяют получить представление о борьбе, но этого недостаточно для перехода к вооруженной борьбе.