Повсюду рассуждения о том, что является «допустимым» и «диктуемым», а что нет, были опрокинуты до абсурда. Вот лишь один пример. Пока южноамериканская буржуазия накапливала колоссальные состояния от наркотиков, пока правительства (часто диктаторские) создавались и ломались во имя этого международного трафика, пока ЦРУ торговало кокаином в гетто Калифорнии и других местах для финансирования помощи, которую оно оказывало контрас, контрповстанцы изобрели термин «наркотеррорист», чтобы заклеймить партизан, которые противостояли именно преступным режимам, поддерживаемым США!
Система никогда не заходила так далеко в навязывании своей концепции политики, ограниченной правовыми и идеологическими рамками. Любое реальное сомнение в капиталистической повседневности было выведено из игры, отослано за пределы закона и, следовательно, за пределы политики. Монополия насилия и
Монополия на насилие и, следовательно, на закон являются изначальными прерогативами государства.
Но с неолиберальной глобализацией мы стали свидетелями ее повсеместного распространения. После операций «международной полиции» в Панаме, Персидском заливе и т. д. генеральный директор ВТО РеНАТО Руджеро объявил о «конституции единой мировой экономики». Мало того, что любое посягательство на собственность на средства производства – другими словами, любое народное переприсвоение – будет незаконным, но если закона будет недостаточно, интервенция сил империалистической коалиции будет иметь легитимность для уничтожения этого «нелегализма».
Отвергнутое в темное пространство криминала, радикальное инакомыслие должно было быть искоренено. Обвинение в терроризме стало Годвином любого обсуждения политического инакомыслия. Терроризм стал самим преступлением. А террорист – непоправимым преступником. Настолько чудовищным, что на него не распространялись помилования и льготы, ежегодно предоставляемые всем остальным заключенным.
Обвинение в терроризме теперь открыто служило внутренним пределом протеста, принимаемого системой. В то же время оно подтвердило границу между процветающими метрополиями Севера и огромными массами обездоленных людей на Юге, которые теперь были единственным «опасным классом». Иностранец стал опасной фигурой, приравненной к «террористу». Этот расизм стал руководящим принципом единоначалия, а защита границ стала частью общей антитеррористической и антииммигрантской политики.
После первых массовых убийств, совершенных в Париже членами CSPPA (бомбы в ресторанах, кафе, почтовых отделениях и префектуре), антиарабская подозрительность распространилась повсюду. Это был идеальный предлог для призыва в армию. Через двадцать лет после алжирской войны военные снова появились на улицах и вокзалах главных городов страны. Таким образом они усилили борьбу полиции против исламистских сетей, но прежде всего против городской борьбы и бунта в пригородах, а также в охоте за «иностранцами».
Вмешательство армии было весьма символическим. Эти патрули не защищали городское население. Они лишь делали видимым контекст войны. Социальная война против «опасного класса». Война против «врага внутри». Война против «иностранцев». Война для защиты монополий от восстания периферии. Война, чтобы закрепить классовый консенсус здесь. Война против тех, кто отказывается молча голодать.
«Война с терроризмом» уже была в центре риторики президента Буша о «новом мировом порядке», основанном на сочетании глобализации и классовой борьбы, возглавляемой самыми богатыми, которые привлекают к сотрудничеству наименее богатых и криминализируют самых бедных. Вполне естественно, что Международная организация уголовной полиции – более известная как «Интерпол» – должна была воплотить эту политико-идеологическую программу на практике: представить и структурировать эту войну. Интерпол никогда официально не участвовал в политической борьбе. Но борьба с «терроризмом» поставила его на передний край. Повсюду восстания сталкивались с деятельностью репрессивного информационного и координационного центра империалистических режимов.
Поскольку штаб-квартира Интерпола находилась на территории Франции, нам предстояло нанести по ней удар. Коммандос Кепа-Креспо-Галенде были сформированы в марте 1986 года.
Расположенное на возвышенности Сен-Клу пятиэтажное здание, которое можно было заметить издалека благодаря огромным антеннам и многочисленным спутниковым тарелкам, выходило на Сену. От тихой улицы его отделял круто наклоненный сад, второй этаж находился на уровне тротуара. Я хорошо и давно знал это место. Антифранковские товарищи уже атаковали его во время первого визита испанского короля Хуана Карлоса в Париж.