Парижский натюрморт

Одного только не пойму, какого он сюда притащился, тоже мне поэт хренов, – рассуждал я о своем теперь уже бывшем патроне.

Бульвар Сен-Жермен находится на левом берегу Сены. Спроектированный бароном Эженом Османом, он удостоился своего названия от епископа Парижа Жермена, основателя монастыря Викентия Сарагосского, в котором его и похоронили. Когда-то здесь проходила вся культурная жизнь Парижа. Тут все радует глаз – церкви, интересная архитектура зданий, построенных для местной аристократии, пройтись по нему – одно удовольствие. Именно здесь можно проникнуться духом былого величия, глядя на Сен-Жермен-де-Пре, самую старинную церковь в городе. Я всегда замедляю шаги на этом бульваре, иду неторопливой походкой – отрывки разговоров, изредка смех прохожих, всматриваюсь в лица людей, оцениваю, как они одеты, стараюсь угадать, кто есть кто. Вон тот, в длинном плаще, похож на художника, а этот, в свитере с шарфом через плечо – поэт, а этот… даже затрудняюсь сказать, не знаю, смахивает скорее на налогового инспектора, чем на деятеля искусства, уж слишком у него надменное выражение лица. Однажды сидя на улице за столиком в кафе Les Deux Magots, я случайно оказался свидетелем, как один парень в потертых джинсах за соседним столиком читал своим друзьям небольшое эссе про любовь.

Я хотел звезды с неба срывать, чтобы из них горящий венок сплести для тебя, ты сказала, купил бы лучше букет цветов. Был готов реки вспять повернуть только ради тебя, а ты спросила, какого цвета у меня машина? Я шептал тебе на ушко, что на рожке луны в тихую полночь влюбленные могут качаться вдвоем – ты пожала плечами, сказала, что не любишь качели. Лишь только потом, когда мы вдвоем после очередной опустошенной бутылки вина, в пустой и пыльной квартире, ключи от которой заботливая бабушка оставила тебе, уезжая на дачу к своей подруге в далекий Прованс, после равномерного скрипа железной кровати на мягких пружинах, ты сказала мне, что тебе еще никогда не было так хорошо, как сейчас.

Время пройдет, я, наверно, тебя позабуду в жарких объятиях капризных девиц, ты не вспомнишь меня, все это, может быть, было недавно, а стало теперь уже очень давно, а все потому, что с тобой живем вдалеке друг от друга, разорвав нашей памяти тонкую нить, ты больше не хочешь меня, я тебя окончательно когда-нибудь позабуду.

Может, сбудутся твои мечты, желанья, и ты окажешься на роскошной широте, в богатой долготе, с координатами долгожданного благополучия, в Монако, где номер с видом на море, гостиницы «Меридиан». Когда вечером после легкого ужина с дюжиной устриц и половиной омара, услужливо поданных шустрым лакеем, в роскошном ресторане рядом с большим казино Монте-Карло, где шеф-повар занудно будет рассказывать старому мужу банальные истины и тайны французской кухни, следом о капризной погоде средиземноморья, ты, томно скучая, с холодным безразличием теперь, но по старой привычке, как когда-то со мной, глазами будешь шнырять на толпы беспечных прохожих вокруг.

А потом как-то раз, душной ночью проснувшись от кучи фантазмов, неудовлетворенных во сне, рядом с пузатым супругом, храпящим с прибоем не в такт, ты трепетно вспомнишь, полуобнаженная стоя на сыром от бриза балконе, под алмазной россыпью сияющих звезд в окружении рожка бледного месяца, что, может, и вправду качаться верхом на луне с любимым и есть то блаженство, которое безнадежно мы ищем свою оставшуюся жизнь.

Ты снова захочешь меня, на звезды смотря, в эту темную ночь, я тоже проснусь невзначай, посмотрю на луну, может быть, тоже вспомню тебя – это будет наших желаний через планеты короткое замыкание, а потом ты снова меня, как и прежде, навсегда позабудешь, я больше не вспомню тебя никогда.

На подходе к ресторану по несколько раз в голове прокручивал все то, что должен буду ему сказать.

– В этот раз я тебе все выложу, ты мне не будешь ломать Comédie del Arte, пощады не жди! – злобно шептал себе под нос я.

В центре полупустого зала сидел патрон, задумчиво изучая цены в меню. Почему-то при виде его вся горечь и злость, что я готовил для него, вмиг вылетела из головы.

– Э! Эдди, проходи, садись, как дела, что тебе заказать, говори? – радостно воскликнул он при виде меня.

– Стейк с картошкой frites, – буркнул я подошедшему официанту.

– Эх, Эдди, Эдди, заварил ты кашу! – качая головой. – Все мы совершаем ошибки, мы даже вправе их совершать, но когда они идут одна за другой, надо как-то остановиться, задуматься, жизнь, она как песочные часы, родился – отсчет начался, – отрезая ровные кусочки с мяса. – Ты хороший парень, Эдди, но как-то надо подчинять ум рассудку, на мир надо смотреть реалистично, без иллюзий, и запомни, никто себе так не вредит, как человек сам себе.

– Грант, ты позвал меня, чтобы читать нравоучения? Что-то нерадостно с тобой в последнее время, умничаешь много, может, в пророки метишь?