Парижский натюрморт

Грант выписал мне чек на триста евро, это было все, что я успел заработать до происшествия, и мы в этот раз тепло попрощались. Я решил пешком пройтись до станции метро Bonne-Nouvelle, свежевымытые улицы пахли влагой, пылью, вдали слышались крики собирателей парижского мусора, витрины магазинов начинали открываться, разные мысли лезли в голову – о жизни, о прошлом… Каждый раз после встречи с Грантом на меня находила меланхолия, опыт старого человека, его советы заставляли меня иногда задумываться. Как прожить жизнь без ошибок, возможно ли это? Имею ли я право совершать ошибки? Где была моя ошибка, которая привела меня сюда, без родителей, без верных друзей, одного на выживание? Но каждый раз передо мной всплывал светлый образ Стефании, ее смеющиеся глаза, и это меня успокаивало, отвлекало. Увлеченный раздумьями, я не заметил, как оказался перед входом в метро. Народу было уже намного меньше, чем час назад, я комфортабельно устроился в конце вагона и погрузился в раздумья, в голове мелькали лица, слова, образы давно забытых людей, соседей, учителей. Случайно мой взгляд упал на обнявшуюся парочку молодых, рядом стояли два угрюмых типа и озирались по сторонам, девушка громко рассмеялась, закинув голову, я узнал ее, это была Стефания! Я хотел встать и подойти к ним, но почувствовав, что в вагоне что-то происходит, я замер.

Поезд подходил к стации Bastille, группа туристов направилась к выходу, как вдруг один из типов толкнул Стефанию, и из ее маленького кошелечка мелочь посыпалась на пол. Все бросились собирать монеты, даже туристы, а она с ловкостью старой воровки шарила по их карманам и умудрилась вытащить большое кожаное портмоне у какого-то неповоротливого толстячка, его тут же толкнули, и он отлетел как мячик в сторону. Вагон остановился, дверь открылась, и все стали из него выходить, я еще раз посмотрел в ее сторону. Ошибки не было, это была она, моя Стефания.

Седой бармен молча наливал мне виски, ром, потом снова виски. После восьмой рюмки я все-таки решил выйти из бара, пошатываясь, нетвердой походкой, сел на скамейку в скверике и с большим безразличием на грани презрения смотрел на прохожих. Они шли по своим делам, им не было никакого дела до меня, как и мне до них. Мы живем в мире полнейшего безразличия, я наконец стал это понимать и принимать. Так созданы большие города, никому ни до кого нет дела, с одной стороны, может, это и хорошо, никто не лезет тебе в душу, но и одиночество еще никому пользы не приносило.

Счастье – это когда твои близкие живы-здоровы, когда здоров и ты, не прося у жизни большего, довольствуясь тем, что есть у тебя. Когда ты способен оделить не прося взамен, пройтись босиком по траве, блестящей бисером росы в деревне, смотреть, как плывут над головой облака, танцевать под дождем, не задумываясь, что о тебе подумают люди, а потом, может, теплая чашка чая зимой, кофе с шоколадом, рюмка коньяка с друзьями. Даже такая маленькая мелочь, как улыбка прохожего, это тоже небольшое счастье.

Ведь где-то там в глубинах, во вселенной, среди многих звезд, что дрожа мерцают от нетерпения под вращением Земли, есть одна, которая светит только для тебя, не зная, что не бывает счастья без любви и печаль без разлуки.

И если вдруг судьба и провидение тебе подарят эту встречу как любовь, так береги ее как нечто святое, потому что это есть то огромное счастье, которое ты так долго ждал.

Стефания воровка, она ворует, вертелось в голове, ну и что, а если бы она была врачом или поварихой, я ее любил бы больше? Вряд ли. Бред какой-то, моя любовь ворует! Даже смешно.

– Люди, моя любовь воровка, – засмеялся как-то невпопад, мне почему-то вдруг стало весело, тогда я закричал еще сильнее: – Люди, я полюбил воровку!

Кто-то даже обернулся и посмотрел на меня как на сумасшедшего, а я продолжал паясничать еще сильней:

– Да, она воровка, а она хорошо ворует, прямо мастер! Она вас всех обворует, чурбаны вы бездушные, сухари без мозгов, вы еще хуже, чем я.

С трудом оторвавшись от скамейки, покачиваясь, но все еще твердо держась на ногах, я как обычно пошел в сторону Елисейских полей, настроение скверное, во рту с утра ни маковой росинки и, как назло, начала побаливать голова. Стефания меня уже ждала, мы поцеловались, я сел и стал озираться по сторонам, избегая ее взгляда.

– Дорогой, что-то не так, что-то случилось? – взволнованно поинтересовалась она.

– Да, случилось, я сегодня выпил.

– Ну, это не беда, – засмеялась она. – Может, заказать тебе рому, ты же любишь ром? Или лучше уйдем отсюда, давай поужинаем в хорошем ресторане.

– В хорошем ресторане дорого, а у тебя есть деньги? У меня их нет, я все пропил, – съязвил я.

Она засмеялась своим грудным смехом:

– Есть, вставай, пойдем.

– Ах да, я же забыл, ты у меня воровка, а у воров всегда есть деньги.

Серая тень промелькнула на ее изумленном лице, бледно-розовые губы скривились в холодную улыбку, полную горести и досады.

– Пойдем домой, дорогой, там поговорим.

Вот уже полчаса как мы идем по узким парижским улочкам куда глаза глядят и молчим. Не выдержав, не своим голосом она спросила меня: