Парижское эхо

Пересев на пригородную линию, я купил билет до аэропорта, который так и называется: «Шарль де Голль». Ну конечно. Если не он, то кто? Мой новый лучший друг.

В поезде я пытался представить себе, как аэропорт выглядит изнутри, но, увидев все вживую, разочаровался. Больше всего он напоминал супермаркет. В воздухе стоял тяжелый запах парфюма, который на всех плакатах рекламировали одинаковые женщины с надутыми губами; торговые ряды ломились от всевозможного алкоголя, а еще от наручных часов, наушников, фотокамер и ноутбуков. Будь я хоть немного верующим, мне бы в тот момент пришлось выразить глубокое осуждение. Вскоре от приторного запаха косметики меня начало подташнивать, поэтому я решил не задерживаться и сел в шаттл до нужного терминала.

Объявили мой рейс, и я побрел к выходу на посадку. Самолет оказался полупустым, и я спокойно занял свое место возле крыла. Прошла целая вечность, пока все наконец не расселись. Потом нам очень долго рассказывали про технику безопасности и объясняли, как пользоваться старомодными спасательными жилетами. Когда пилот наконец дал полный газ, я испугался, что пробью спиной спинку кресла. Затем мы рванули носом к небу и….

Над парижскими облаками светило солнце. Стюардесса в смешной шляпке, шарфе и толстых коричневых колготках разносила бесплатные пиво и вино. Сначала я поднял свой пластиковый бокал за старину Джамаля и наше «ПЖК». Merci, mes amis[76]. Спасибо за все. А потом выпил за Ханну Колер… Да пребудут с ней Девы Парижской Оккупации.

Пока самолет валился в воздушные ямы, я любовался кончиком крыла, который скользил по линии облаков на горизонте. Я пытался подобрать слова, чтобы описать это странное новое чувство – чувство, которое возникает, когда летишь куда-то по ясному голубому небу. Может, это и есть счастье. Ничего подобного я раньше не испытывал. Откинувшись в кресле, я закрыл глаза, и на меня тут же навалилась усталость. В голове замелькали образы из прошлого: Виктор Гюго, Сен-Дени, белое вино, старомодная квартира на рю Юмбло…

Я проснулся, когда самолет заходил на посадку. Багажа со мной не было, только небольшой рюкзак, который мне разрешили взять в салон. Парковать машины на выходе из терминала запрещалось, поэтому таксисты собирались чуть подальше, на склоне холма за забором. Я запустил руку в конверт, который передал мне Джамаль. Наверняка он хотел бы, чтобы я взял такси.

Ко мне подъехал старый бежевый «мерседес» – в Марокко почти все такси были такими. Кажется, за те несколько месяцев, что я провел в Париже, вдоль шоссе поставили очередную партию панельных многоэтажек.

Может, там были водопровод и система пожаротушения, но я в этом сомневался. Через некоторое время мы оказались в фешенебельном пригороде, затем проехали большое кладбище и поворот на дорогу, которая идет мимо Американской школы в Виль Нувель. Я решил не предупреждать отца о своем возвращении. Помня о судьбе блудного сына (героя библейской притчи, о которой мне однажды поведал Виктор Гюго), я надеялся, что элемент неожиданности и мне сыграет на руку – может, старик так растрогается, что даже заколет в мою честь откормленного теленка.

Чтобы мысленно подготовиться, я попросил таксиста высадить меня у кафе «Париж», на загруженной развязке возле нашего дома. Место выглядело очень солидно, и обычно я бы в такое не пошел. Но в тот день у меня в кармане лежал конверт с деньгами, и к тому же мне хотелось убить немного времени. Я заказал мороженое с авокадо и миндальный коктейль, а когда уходил, оставил огромные чаевые. Затем я прогулялся вниз по улице, к большой площади Гранд Сокко, у которой начинался тот самый крытый рынок, по которому я так скучал. На входе по-прежнему стояли женщины с лотками пыльных батонов, а между прилавками внутри по-прежнему носились кошки. Чуть подальше на холме я увидел кинотеатр «Риф», в котором продавали мои любимые пирожные, а напротив – белые ворота в медику, где все так же сидели, разложив на тротуаре кисти и куски труб, безработные маляры и водопроводчики. По сравнению с Парижем (по крайней мере с обеспеченными районами) дома все казалось очень грязным. Повсюду на улицах я замечал беспризорных ребят с обезумевшими глазами, мальчиков лет восьми-девяти, которые целыми днями курили киф и нюхали клей. Конечно, в нашем городе многие не работали и потому вели достаточно размеренный образ жизни, и все-таки… Думаю, я понимал, куда все это катится.

На подходе к дому я зашагал быстрее. Поднявшись по ступенькам с улицы, я толкнул дверь, и она, как всегда, оказалась открыта. Воздух внутри был свеж и чист.

Мачеха вышла из кухни, чтобы проверить, кто пришел. Мне кажется, сначала она меня не узнала, но потом расплакалась. Мы неловко обнялись.

– Я скажу твоему отцу, – сказала она. – Он так обрадуется! Наверняка захочет сам с тобой обо всем поговорить.

Она пошла в другую комнату и принялась звонить по домашнему телефону:

– Да-да, выглядит нормально. Немного похудел. По-моему, от него пахнет спиртным.

Вскоре она вернулась.

– Я позвонила твоему отцу. Он будет дома к ужину.