Парижское эхо

Спустя несколько месяцев немецкий офицер вернулся. На этот раз майор Рихтер пришел один. Держался он очень вежливо – и со мной, и с Софи – и купил для своей жены прекрасное шерстяное пальто. Немцы всегда что-то покупали и не только в таких магазинах, как наш, – они не брезговали даже блошиным рынком в Клиньянкуре. Смешно подумать, но у нас тогда еще продавали какие-то вещи, которые они не могли купить дома. Позже я узнала, что виной тому были германская экономика и инфляция. Их магазины уже много лет стояли пустыми.

Уходя, он снова пригласил меня на ужин. Он упомянул название одного модного ресторана рядом с Оперой, о котором я и мечтать не могла. Уж не знаю почему, но я сказала, что подумаю.

Офицер спросил: «Когда же вы определитесь, мадемуазель?» Я обещала дать ответ, если он заглянет в магазин ближе к выходным, но он извинился и сказал, что в конце недели уедет читать лекцию в каком-то училище. В итоге мы договорились, что он придет через неделю.

Каких-то специальных правил на этот счет не было. Я знала девушек, которые, познакомившись с немцами в районе площади Пигаль, позволяли им угощать себя напитками. Если они рассчитывали на какую-то выгоду, то могли провести с ними ночь. Еще были модницы, собиравшиеся в «Колизее» на Елисейских Полях, – те принимали от немцев коктейли и приглашения на ужин и, может, после этого даже не прыгали к ним в постель. Не знаю. Мы с Софи считали, что с каждой из них можно было договориться о цене.

С Клаусом Рихтером я, конечно, спать не собиралась. Он был женат, немец и к тому же вдвое старше меня. Я была молода, бедна и невинна. Мои верующие родители придерживались строгих взглядов. Они хотели, чтобы я вышла замуж за хорошего человека, который бы сумел обо мне позаботиться, – и я бы никогда такого не нашла, если бы с кем-то переспала до брака. Так что ни о чем подобном я даже не думала. И все же было в Клаусе Рихтере что-то притягательное. Такой добрый и такой печальный. Мне не хотелось вводить его в заблуждение, обещая то, чего я не могла ему дать.

Я очень долго обсуждала ситуацию с домашними. Каждому приходилось принимать решения, и, конечно, большинство этих решений не касалось романтических связей с солдатами. В основном речь шла о повседневных вещах: здороваться ли с ними на улице, уступить ли дорогу, читать ли газеты, которые издавались под германским руководством. Но по большому счету немцы заправляли всем, поэтому каждый из нас в той или иной мере шел у них на поводу. Ты не мог жить как отшельник.

Моя мать была против любых свиданий с мужчинами. Она высоко ценила женскую скромность. К тому же я была единственным ребенком. Отец спросил, как в такой ситуации поступают другие девушки. Моя подруга Ивонн Бонне встречалась с немцами по крайней мере трижды и очень этим гордилась. Они дарили ей подарки: ленточки, гребни, букеты цветов – всякую мелочовку, которой она любила хвастаться в компании друзей. Я была почти уверена, что хотя бы с одним из своих немцев она переспала. Правда, родителям я о своих догадках рассказывать не стала.

Как бы то ни было, в подобных вопросах мой отец, в отличие от матери, проявлял некоторую беспечность. Он говорил, что в наше время люди изобретают правила на ходу, поэтому никаких правил не существует. Как и многие, он считал, что война скоро закончится. Германия, конечно же, победит, и задача каждого из нас – сделать все, чтобы после этой победы Франция оказалась второй главнейшей страной в Европе. Время от времени отцу приходилось вести дела с немцами, и он никогда на них не жаловался, поэтому не видел ничего зазорного в том, чтобы строить подобные планы на будущее. К тому же Клаус Рихтер произвел на него впечатление: офицер, да к тому же еще и майор.

В конце концов отец сказал: «Мы воспитали тебя приличной девушкой. Теперь тебе двадцать два, и мы тебе доверяем. Совершенно очевидно, что твой немец – настоящий офицер, ничего общего с теми мужланами, которых приводит домой твоя подруга Бонне. Думаю, тебе стоит пойти. Поешь вкусненького и обязательно закажи шампанского. Ну а если сумеешь припрятать что-нибудь и принести родителям, будет еще лучше». Таким уж человеком был мой папа.

Мать вновь попыталась меня отговорить, ссылаясь на церковь и традиции, но я попросила ее не волноваться и заверила, что пойду, только если немец пообещает привезти меня домой к десяти. Мне так хотелось независимости. Я обожала ездить на метро. Обожала красивую одежду и каждый день подолгу решала, что надеть на работу. Большинство вещей я покупала в комиссионках, но к тому моменту уже могла позволить себе угольную юбку из тонкой шерсти, которую давно присмотрела в нашем магазине – потому что нам, как сотрудницам, полагалась хорошая скидка. Весь секрет заключался в том, чтобы правильно подобрать материал и цвет; мне нравилось время от времени ловить на себе восхищенные взгляды мужчин – и не флирт, и ни к чему тебя не обязывает. Просто мне нравилось быть молодой и жить в Париже, пусть даже в такое странное время. Мне хотелось размять ноги, расправить крылья.