Парни нашего двора

Гитлеровские артиллеристы не ожидали удара с тыла и не успели повернуть орудия. Танки влетели на огневые с железным ревом, разворотами, давили пушки. Не ушли и тяжелые «фердинанды», пока разворачивались, с ними покончили болванками по запасным бакам с горючим.

Подниминоги вылез из танка, свернул самокрутку, прикурил от своей круглой, в медаль «За боевые заслуги», зажигалки и подозвал меня.

— Снимай свой мотор. И дуй в бригаду. Бачишь, что творится?

Перед нами лежало черное поле, по которому, словно костры, разложенные для сжигания стерни, догорали танки. А те, что уцелели, расстреляв все снаряды, пятились к городу, грозно поводя стволами.

Так же пятясь, как и танки на пашне, уползали в город самоходки, то появляясь на гребне рухнувших кирпичных стен, то пропадая за ними. На город надвигалась лавина «тигров». Один русский танк метался среди развалин, посылая болванку за болванкой в«тигров».

— Дуй, Снежок. Расскажешь комбригу, что и как. А мы попытаем счастья! По машинам!

Пять «тридцатьчетверок», не разворачиваясь, колонной ринулись на город параллельно немцам. Быстрые наши машины догнали «тигров» и какое-то время шли борт о борт.

«Тридцатьчетверка», что вела огонь по немцам со стороны города, стала уходить к ратуше.

Немцы, казалось, ничего не замечали, увлеклись преследованием самоходок или приняли наши машины — за свои. Ведь штаб дивизии, тыла и резервные части — на железнодорожной станции. Откуда взяться там русским?

Поравнявшись с головной машиной немцев, «тридцатьчетверки» повернули «все вдруг», стволы орудий уперлись в борта вражеских машин.

Взвыли болванки. Пять «тигров», расстрелянных в упор, запылали, обволакиваясь дымом. Опять взвыли болванки. Немцы смешались. В смотровые щели обстановку определить трудно или совсем невозможно, а выглянуть из люка в бою равносильно смерти. «Тигры» закружились на месте, а гвардейцы не прекращала огня.

Головной «тигр», выжимая до предела газ, ворвался в город. Расстреляв самоходку, он направился к ратуше. Немец ловко маневрировал между развалинами. Не теряя его из виду как ориентир спасения, глухо рыча моторами, мчались за ним еще три машины.

«Тридцатьчетверки» пальнули им вслед. Еще один немец подбит. И тут из проулка выскочил танк. Я узнал машину Федорова. Выстрел. «Тигр» остановился. Теперь по второму. Сапун почти коснулся лбом машины немца. Выстрелил. И «тигр» взорвался.

Головной уходил. Он смял противотанковую пушку и вышел напрямую к ратуше. Противотанкисты ударили из своих ружей.

«Тигр» стал стремительно разворачиваться, но не успел: танк Федорова шел на таран. Глухо лязгнула броня. Машины вздыбились, засверкали выщербленные траки гусениц. Мотор у немца заглох, и Сапун столкнул его, попятился. Федоров выстрелил в хвост. Взорвалась боеукладка — и «тигр» запылал.

Грохот боя с севера все слышнее. Можно догадаться, что в сражение вступили новые силы. Наверное, подоспел гвардии подполковник Стрельцов. Теперь немцам не удержать наших, а не то чтобы город отвоевать. Отсюда, с опушки, видна убегающая к морю котловина. В нее из леса подковой идут немецкие танки. Обтекают город или удирают? Позднее я узнал, что Стрельцов решил подойти к городу не с востока, а с севера и повел танки малопроезжей грунтовой дорогой в сторону моря. Едва боевое охранение вышло из леса на открытое поле, завывая, понеслись болванки. К счастью, ни одна не попала в цель.

Словно живая, танковая подкова врага все сгибалась и сгибалась. Левое крыло ее — от булыжного шоссе, правое — от грунтовой дороги, центр подковы — прямо на лес, в центре — тяжелые машины и самоходные орудия. На огонь бригадных дивизионок центр, казалось, не обращал внимания. Видно было, как снаряды чиркали по лобовым броневым листам.

Все поле наполнилось катящимся гулом моторов и летящих снарядов, одиночных выстрелов не было слышно, выстрелы, разрывы слились воедино. Взлетало и падало рваное дымное зарево, пронизанное частыми выплесками огненных молний.

По тому, что немцы бьют не бронебойными, а простыми осколочными, можно было понять, что враг не видит наших танковых позиций и стремится подавить огнем батареи дивизиона.

— Батареям поочередно прекратить огонь! — передал команду артиллеристам Стрельцов. — Самоходкам выдвинуться вперед! Танкам приготовиться к атаке!

Одна за другой, словно их действительно подавили огнем немцы, батареи замолчали. Теперь был слышен рев только вражеских машин и орудий… Подкова смыкалась на флангах батарей…

— Тысяча метров… Девятьсот… Восемьсот! — докладывал дальномерщик Стрельцову.

— Самоходкам! Огонь!

Бегло загремели тяжелые орудия, завыли болванки, которых никакой «королевский тигр» не выдержит. Залпом ударили наши танкисты с закрытых позиций.

Огненные смерчи взмыли над боевыми порядками немецкой подковы.

— Батареям дивизиона возобновить огонь! Танкам фронтом вперед! За Родину!

Лес словно ожил, — поводя длинными хоботами стодвадцатидвухмиллиметровых орудий, двинулись в бой наши «щучки». А по крыльям подковы ударили «тридцатьчетверки», стреляя с ходу и с коротких остановок.