Парни нашего двора

Не ожидая в этот момент встречного бронированного удара батарей и самоходных установок, немецкие танкисты опешили, остановились. Гвардейцы вклинились в боевые порядки немцев и с ближних дистанций, а где и в упор расстреливали машины врага. Гитлеровцы, повернувшие вспять, сшиблись со своими. Образовалась пробка. Бой шел пушка в пушку. От взорвавшихся машин загорались соседние. Стрельцов отдал приказ танкам — отойти. И когда наши задымленные машины, пятясь и рыгая огнем, оторвались от врага, артдивизион ударил изо всех орудий, прямой наводкой били самоходки.

Немецкие танкисты выбрасывались из люков, спасаясь от пламени, их находили пулеметные очереди. «Тридцатьчетверки», расклевав фланги немецкой подковы, отрезали пехоту, и, расстреливая из пулеметов, погнали они ее на запад до леса, из которого начинали атаку, а на опушке, развернувшись, встретили огнем отходящие танки врага.

Поняв, что «подкова» зажата в кольцо русских, немцы решили биться до конца.

Багряное солнце клонилось к горизонту. От дыма и копоти поле в междулесье уже погрузилось в ночь. Наши танки и орудия, не приближаясь, продолжали расстреливать уцелевшие машины врага.

— Ну, Скворцов, в бригаду! — сказал я, усаживаясь в прицеп. Пока мы выезжали на шоссейную дорогу, что вела в сторону бригады, солнце закатилось. Бой в городе еще гремел, впереди тоже слышался рокот. Будто и там шел бой. Скворцов включил фару и прибавил газу. Но далеко уехать мы не смогли. Навстречу нам двигались танки с гвардейскими знаками на башнях, по обочинам шла пехота.

— Наши, Витя, наши!

Мы свернули на обочину. Пехотинцы, поругиваясь, чего, мол, дорогу загородили, обходили нас.

— Какой части? — пытался узнать я у гвардейцев.

— А ты якой? — смеялись они и шли дальше.

Сколько их! Танки, самоходки, крытые брезентом «катюши». Было ясно: в наш прорыв вошли основные силы. Бригада выполнила приказ. От избытка чувств я обхватил Скворцова, словно хотел повалить. Забыл, что Виктор еле стоит на ногах.

— Слушай, гвардии старший сержант, куда нам теперь торопиться? Свернем в лесок, обождем, пока колонна пройдет, отдохнем малость. Все равно сейчас ни вперед ни назад. Под ногами только мешаться будем. А?

Я подумал и согласился. Мы заехали в лес, насколько позволяла чаща, и заглушили мотор. Скворцов спроворил костер. Достал из своего багажника бутылку трофейного вина, сухари, шматок сала.

— Подзаправимся?

— С утра маковой росинки во рту не было, — сказал я.

— А у меня все выдрало. Ну и наглотался я дыму.

Мы слили вино в котелок, наломали туда сухарей, получилась отличная тюря. С аппетитом накинулись на нее, обнажив залежавшееся в голенищах личное оружие — алюминиевые ложки. А мимо все шли и шли войска. Казалось, и конца им нет. Стемнело. Танки и автомашины погасили фары. К нам подбежал автоматчик:

— Вы что здесь? Фрицевским самолетам сигнализируете? — уставив на нас автомат, запальчиво крикнул солдат.

— Убери игрушку! — тихо сказал Скворцов.

— Я те уберу. Кто такие? Документы. Или стреляю!

Видно, парень не шутит, я кивнул Виктору.

— Туши.

— То-то. А еще огрызаются. Ведь на фронт прибыли, — уже более миролюбиво начал урезонивать нас автоматчик. Я посмотрел на него — совсем мальчишка, моложе Скворцова. Неужели и взрослых в России не осталось? Бородатые старики в строю да юнцы.

— Поспешай, поспешай, — торопил автоматчик Виктора.

— А пошел ты… Салажонок! — не удержался мотоциклист.

— Что? — солдат смотрел то на меня, то на Скворцова. Такого оскорбления он, видать, не ожидал. — Товарищ лейтенант, — заорал он в темноту, — двое тут. Не слухают. — Он передохнул. — И документы не кажут!

С шоссе сбежало несколько человек. Окружили нас. Высокий в плащ-накидке выдвинулся вперед:

— Документы?

Я понял, что это и есть лейтенант.

— Мы с особого задания. Документы сдали в штаб.

Лейтенант мотнул головой. Я понял этот жест, но сопротивляться было бы бесполезно.

— Выясним, где ваши документы! — грозно сказал лейтенант, вешая на руку автоматы, — мой и Скворцова.

Мотоцикл наш подняли на грузовую машину и повезли.

— Лейтенант, отвечать будете. Я следую с донесением.

— Разберемся! — равнодушно ответил тот и приказал трогать.

— Да черт с ними, пусть везут. Хоть отдохнем, — проворчал Скворцов, заворачиваясь в пропахший гарью и бензином ватник. Мы легли, прижавшись друг, к другу. Автоматчики опустили оружие, закурили.

Я уснул, как в яму провалился. Не слышал, когда остановилась машина. Автоматчики растолкали нас и повели.

— Куда?

— Может, еще выдать вам расположение штаба? — издевательски спросил лейтенант.

— Вот тут ваше место! — грубо сказал он. Нас втолкнули в темный холодный подвал. Сырость пронизала до костей. Обмундирование не согревало, напрасно мы жались друг к другу то спиной, то боком.

Было смешно и в то же время муторно. Мы слышали, как сменялись часовые у дверей подвала. Я пробовал стучать в дверь. В ответ — угроза. Что за черт? К своим ли попали?

Утром пришли за нами, повели. Светило солнце, в небе — ни тучки. Не слышно даже отдаленного грохота боя. Как это непривычно, невольно мотаешь головой, словно уши заложило.