Пароход Бабелон

Дело в том, что я ношу имя деда со стороны отца. До шестнадцати лет я был Афанасий Исаакович Милькин, а деда моего звали Афанасием Ефимовичем Милькиным. (В романе я его назвал Ефим, чтобы избежать некоторого неудобства.) Так что я почти полный его тезка.

О своем деде я знал до обидного мало, в основном от бабушки Доры, родной сестры моей бабушки Сары. Понятно, что к нему она испытывала сложные чувства: Афанасий увез в другой город любимую младшую сестру, и ничего хорошего из этого не вышло. Сестра вынуждена была вернуться в Баку, беременная моим отцом, и через некоторое время заболела туберкулезом, скончавшись в возрасте 36 лет.

По словам бабушки, дед пользовался большим успехом у женщин. Причинами такого успеха она считала не его счастливую наружность, – дед был невысокого роста, переболев в Хиве цингой, остался без волос и зубов, – а исключительно галантное обхождение и фантастическое умение обольщать слабый пол словом: «Во всю свою жизнь я не встречала более ни одного человека, который умел бы говорить так, как твой дед». Примером служила одна и та же рассказываемая ею история – история первого появления Афанасия Милькина в доме Новогрудских на Второй Параллельной.

Теплый тихий бакинский вечер. Гости поднялись из-за стола (дом Новогрудских был хлебосольным во все времена, даже в те, которые застал я, – развалины некогда большой старинной семьи), молодые перешли на балкон – пить кофе, чай, есть безупречно изготовленные пирожные (кондитерские цеха прадеда работали и в тяжелые военные годы, и после, буквально до середины 50-х годов). Возлегли на текинские ковры (два из них хорошо помню). Потекли неспешные беседы с длинными южными отводами. Дошла очередь и до моего деда. Он принялся рассказывать какую-то сказку, и никто из присутствующих не заметил, как пролетела ночь. Над Шемахинкой вставало солнце.

Что это была за сказка? О чем? Я у бабушки Доры не спрашивал. Спроси я ее, наверное, лишился бы возможности без конца сочинять свою сказку. К тому же я почему-то был уверен, что бабушка скажет, что не помнит, о чем она была, ведь с той поры столько лет прошло.

Могу предположить, что эту тысячу первую сказку – «Подарок комиссару»? – дедушка рассказывал больше для моей бабушки, в которую влюбился с первого взгляда, несмотря на прежнюю, еще тлеющую, любовь к другой женщине.

С малых лет выпало мне судьбою остерегаться пары Радек – Барская. Я боялся их, как боится темноты засыпающий в одиночестве ребенок, чувствительный к проявлениям потустороннего мира: знал семейное предание: деда Афанасия забрали из дома Маргариты Барской, возлюбленной Карла Радека, которая в прошлом была гражданской женой деда, тогда еще, конечно, не помышлявшего ни о какой женитьбе на моей бабушке – Саре Новогрудской.

Когда в начале 2000-х в архивах ФСБ я ознакомился с делом деда, оказалось, что это был один из семейных мифов: деда Афанасия арестовали в Москве 8 апреля 1937 года на его квартире, в которой, кроме него самого, никого не было, хотя к тому времени он был женат на бабушке, и она, как я сказал, уже носила под сердцем моего отца.

В нашей семье точно знали, что кто-то успел предупредить ее. Как только деда забрали, она по совету этого человека бежала в Баку, что и спасло ее и моего папу.

Кто был этот человек? Я не знаю, как и не знаю, о чем была «шемахинская» сказка деда. И спросить уже не у кого. Может, это был Иосиф Прекрасный, а может, старший брат бабушки Сары Соломон Новогрудский, у которого были свои люди в НКВД. (По мнению некоторых, он и сам был крупным чекистом.)

В архивах ФСБ был развеян еще один семейный миф: из-за того, что через два-три месяца после ареста деда посылки начали возвращаться, все полагали, что дед «выбыл по литере “В”» (так называли высшую меру наказания), на самом же деле – если верить архивам ФСБ – журналист и кинодраматург Афанасий Ефимович Милькин, приговоренный ОСО при НКВД СССР к пяти годам лагерей за «контрреволюционную троцкистскую деятельность», погиб в Воркутлаге 1 сентября 1938 года.

В семье также говорили, что если бы Барская не сошлась с Радеком, если бы его не взяли, наверняка не забрали бы и деда. Думаю, это вряд ли, учитывая его прошлое.

В архивном деле деда я обнаружил немало запечатанных в конверты листов. Думаю, запечатанными они оказались главным образом из-за фигурировавших в нем имен известных людей, за которыми, естественно, следили лучшие на тот момент кадры НКВД. Но и того, что я прочел, было достаточно, чтобы составить портрет троцкиста Афанасия Милькина.

Я рад, что после моего похода на Лубянку уцелел главный семейный миф – Афанасий Ефимович был человеком лихим, умным и дельным и на допросах от своих взглядов на все происходящее в стране рабочих и крестьян не отказался. Но мне особенно по душе короткая характеристика, данная деду Николаем Давидовичем Оттеном.